Шрифт:
Горбатый Ульрих Хефке пел чистым высоким голосом:
— Ты человек и ведаешь о том, зачем тогда стремленья…
Но приглашение остаться на ужин Квангели скромно отклонили. Да, все было прекрасно, однако им пора домой. Отто надо еще кое-что сделать. Опять же в смысле продуктовых карточек, они ведь знают, что почем. Вопреки всем уговорам Хефке, что, мол, один-то разок можно, день рождения не каждое воскресенье отмечают и все вправду готово, сами посмотрите на кухне, — вопреки всем уговорам Квангели стояли на своем, мол, пора уходить.
И действительно ушли, хотя Хефке явно огорчились.
На улице Анна сказала:
— Ты видел, Ульрих обиделся, и жена его тоже…
— Ну и пусть обижаются! Все равно мы к ним больше не пойдем!
— Но на этот раз было очень мило, правда же, Отто!
— Да, конечно. Шнапс весьма этому поспособствовал…
— И Ульрих так хорошо пел, тебе ведь тоже понравилось?
— Да, очень. Смешной малый. Не сомневаюсь, он каждый вечер перед сном Богу молится.
— Оставь его, Отто! Набожным людям в наше время легче. Им есть к кому обратиться со своими заботами. И они верят, что все это смертоубийство имеет смысл.
— Благодарю! — неожиданно рассердился Квангель. — Смысл! Бессмыслица это все! Они верят в Царствие Небесное и не желают ничего менять на земле. Только сидят тишком да на коленках елозят. На небесах-то все опять будет хорошо. Господь ведь знает, почему такое творится. На Страшном суде и мы обо всем узнаем! Нет, благодарю покорно.
Квангель говорил быстро и очень сердито — сказывалось непривычное спиртное. Внезапно он остановился.
— Вот подходящий дом! — внезапно сказал он. — Зайду туда! Дай-ка мне открытку, Анна!
— О нет, Отто. Не надо! Мы же договорились ничего больше не делать. День плохой!
— Уже нет, сейчас уже нет. Давай открытку, Анна!
Помедлив, она отдала ему открытку.
— Только бы не пошло наперекосяк, Отто. Я так боюсь…
Но он пропустил ее слова мимо ушей, пошел к дому.
Она ждала. И на сей раз боялась недолго, Отто быстро вернулся.
— Так, — он взял ее под руку, — дело сделано. Видишь, как все просто? Не стоит обращать внимание на предчувствия.
— Слава богу! — сказала Анна.
Но они не прошли и нескольких шагов в сторону Ноллендорфплац, как к ним устремился какой-то человек. В руке у него была квангелевская открытка.
— Вы! Вы! — взволнованно выкрикивал он. — Вы только что оставили у меня на площадке эту открытку! Я видел! Да-да, точно видел! Полиция! Эй! Полиция!
Он кричал все громче. Сбегался народ, через улицу спешил полицейский.
Сомнений не было: игра внезапно обернулась против Квангелей. После двух с лишним лет успешной работы счастье вдруг изменило сменному мастеру. Одна неудача за другой. Тут бывший комиссар Эшерих оказался прав: нельзя все время рассчитывать на удачу, надо принимать в расчет и неудачу. Отто Квангель забыл об этом. Он никогда не думал о мелких, противных случайностях, которые жизнь постоянно держит наготове, которые невозможно предвидеть и с которыми все же надо считаться.
Сейчас случай явился в образе мелкого мстительного чиновника, который в свободное воскресенье подсматривал за соседкой сверху. Он имел на нее зуб, потому что утром она подолгу спала, ходила всегда в мужских брюках, а вечерами у нее до глубокой ночи работало радио. Он подозревал, что она водит к себе мужиков. Если это правда, он весь дом против нее настроит. Пойдет к хозяину и скажет ему, что этой проститутке в порядочном доме не место.
Уже три с лишним часа он терпеливо пялился в дверной глазок, когда по лестнице вместо соседки поднялся Отто Квангель. И чиновник увидел, собственными глазами увидел, как Квангель положил открытку на ступеньку — он иногда так делал, если лестничные окна были без подоконников.
— Я видел, собственными глазами видел! — кричал взбудораженный чиновник полицейскому, размахивая открыткой. — Вы только прочитайте, господин унтер-офицер! Государственная измена! Этого типа надо вздернуть на виселице!
— Не кричите вы так! — неодобрительно сказал полицейский. — Видите ведь, он совершенно спокоен. И убегать не собирается. Ну, все так и было, как он говорит?
— Ерунда! — сердито ответил Отто Квангель. — Он меня с кем-то спутал. Я только что был на дне рождения у шурина, на Гольцштрассе. И здесь, на Маассенштрассе, ни в один дом не заходил. Спросите мою жену…
Он ищущим взглядом обвел толпу. Анна как раз вновь проталкивалась сквозь плотное кольцо любопытных. Она вспомнила про вторую открытку в своей сумке. Надо немедля от нее избавиться, вот что главное. Поэтому она выбралась из толпы и незаметно — все смотрели на кричащего обвинителя — бросила открытку в почтовый ящик, благо он оказался рядом.
Теперь она опять стояла подле мужа и ободряюще ему улыбалась.
Полицейский тем временем прочитал открытку. Посерьезнев, сунул ее за обшлаг рукава. Он знал об этих открытках; каждый полицейский участок не единожды, а раз десять предупреждали о них. Необходимо сообщать о малейшей зацепке.