Заученные слова, в которых смысла каждый раз становилось меньше и меньше, сколько бы он ни пытался передать в них всё. Она будто не понимала, и он не мог её винить. Это он был одарён — или проклят — возможностью читать других. Люди же почти всегда слепы. И с ней он всегда был просто человеком. Никогда её не читал и порой думал, затаив дыхание: а вдруг он тоже просто не видит ответных знаков, не понимает их.

Проще было сказать себе, что знаков не было вовсе.

Но не там. Не тогда.

— Уильям, вы всегда это говорите, — сказала она, улыбаясь. — Но вы ведь хотите сказать больше.

Зал поплыл, хотя её силуэт оставался чётким. Её глаза, её платье, убранные и поддерживаемые сверкающими заколками каштановые волосы. Его величество, на которого Уильям посмотрел через её плечо, оказался размытым цветным пятном. Будто он ничего не значил.

— Прошу прощения, но вы ошибаетесь, ваше величество. Я не хотел говорить больше, чем уже сказал. У меня нет особых новостей, и…

— Давайте выйдем? — предложила она, прерывая его речь.

Он не посмел отказать.

Всего пара шагов — и зал сменился полумраком широкого коридора. И опять — ни души в нём. Эмпатические чувства бились о пустые стены, а длинный коридор, темнеющий с каждым шагом, стал похож не на замок, а на пещеру. На ту же самую, из которой он пришёл. Уильям задумчиво смотрел вперёд, а она сладкоголосой сиреной шептала снова и снова.

— Вы ведь хотите что-то мне сказать, Уильям?

Он шёл вперёд. Неуверенно, но целеустремлённо.

— Уильям?

Она схватилась за его руку, и Уильям вздрогнул. Он мечтал о её прикосновениях, но никогда на них не рассчитывал. Он смел изредка прикоснуться губами к её ладони, проявляя галантность. Что-то мимолётное. Едва ли значимое. Он сделал бы подобное для других дам. Только ощущения от её кожи он старался сохранять в памяти, забывая остальных. И тогда даже сквозь рубашку Уильям чувствовал, что прикосновение не то. Такое же пустое, каким был весь мир там.

Уильям дотронулся до её ладони, сжимающей его предплечье в попытках удержать, и с тяжёлым вздохом убрал её.

— Простите, ваше величество.

— Уильям, вам нужно всего лишь сказать…

Её карие глаза смотрели на него с сожалением и будто бы мольбой, но он покачал головой. Пошёл по тёмному коридору, кажущемуся бесконечным. Петлял по нему, а её слова, просьбы признаться в чувствах, вырисовывались в воздухе и летели на него. Её образ преследовал, появлялся за каждым поворотом, в каждом портрете с бесцветных стен он видел её. И она шептала, умоляла сказать. А Уильям шeл мимо. Он уходил ото всего, пытаясь найти другой путь. Потому что всегда и везде были другие пути.

Уильям использовал дар. Он шёл на холод. Это всё, что он чувствовал наверняка. Шёл долго, мучительно, теряя надежду и заставляя себя собираться снова и снова, пока коридор наконец не заблестел льдом и зеленью. Пока под ногами снова не оказалась вода. Пол шёл плавно вниз. Каждую клеточку тела пронизывало морозом, но Уильям продолжал идти, пока воду не осветило то же самое свечение, какое он помнил в ледяном бассейне. И тогда он нырнул, чтобы вынырнуть по ту сторону и увидеть Лиз и Макса, сидящими на берегу совсем рядом. Даже слишком.

Их образ и мысли о том, что у кого-то рядом что-то хорошо и правильно, преследовали его всё это время и не отпускало даже на балу. На настоящем. Уильям постоянно проверял это, пронизывая помещение эмпатическим чтением. Он чувствовал людей! Никогда бы не подумал, что будет этому рад. Он знал, кто лжёт, кто старается лестью добиться чего-то, кто искренне рад внезапно оказаться на столь важном приёме.

С ним здоровались, даже подошла рыженькая подружка Лиз Уэлфри Агата. Сверкая улыбкой и красивыми глазками, она спросила, как у него дела и как ему работается с Лиз.

— Спасибо, — дежурно улыбнулся Уильям. — Всё в порядке, мисс Эддерли. Работается лучше, чем я думал.

И, удовлетворившись этим коротким ответом, Агата испарилась. Он её особо не интересовал. Она просто была вежливой.

А потом Уильям вернулся в кошмар: в зал вошли король с королевой. Их встретили гвалтом аплодисментов, а Уильям смотрел и смотрел, ощущая холод, которого не должно было быть. Будто снова оказался в пещере.

И она подошла. Сама. Опять.

— Уильям! — Она улыбалась, и голос её приветливо звенел. — Какая приятная неожиданность видеть вас здесь.

— Добрый вечер, ваше величество. Как я мог отказаться от возможности увидеть вас?

— Вы мне так неприкрыто льстите! — Она нахмурилась, но в глазах её зажглись игривые искры.

— Вы ошибаетесь, ваше величество. Видеть вас всегда большая честь и удовольствие для меня.

— Уильям…

Она опустила глаза, тени от длинных ресниц задрожали у неё на щеках, и Уильям почувствовал себя идиотом, сказавшим лишнего.

— Простите, ваше величество.

Это всегда была тонкая линия, которую пересекать всё ещё было нельзя. Особенно здесь и сейчас, когда увидеть мог кто угодно, а грозный образ его величества нависал над ними сильнее, чем обычно, когда они встречались почти тайно, почти наедине в парках, в оранжерее или в каких-то неотличимых друг от друга комнатах замка.