Персидские власти ответили отводом воды от атрекских селений и заявили, что их жители, должны подчиняться исключительной шахской воле. Туркмены и до этих событий, искавшие русского покровительства, из опасения репрессий со стороны персидских властей, вели лишь тайные переговоры с русским командованием. Многочисленные обращения атрекских туркмен завершились заключением между Россией и Ираном 9 декабря 1881 г. по инициативе администрации Закаспийской области пограничной конвенции, где ст. IV вменяла в обязанность Тегеранского правительства следить за правильным водопользованием населения, живущего на иранском берегу пограничной реки Атрек [137] .

Были предприняты и иные меры для разрядки напряженности на пограничных территориях. Статья VI конвенции обязывала персидское правительство запретить вывоз из северных провинций Ирана оружия и военных принадлежностей и следить за тем, «чтобы оружие не проникало… к туркменам, живущим на персидской территории» [138] . Несмотря на эти и другие договоренности, туркмены нередко целыми селениями бежали на российскую территорию, предпочитая подчиняться царскому военному командованию, чем персидским гражданским властям [139] . Сказывалось и то обстоятельство, что русские военачальники в регионе проводили курс религиозной терпимости, который, по мнению П. П. Литвинова, «вряд ли был свойственен многонациональным и поликонфессиональным державам» [140] . Шиитские (персидские) же религиозные авторитеты всячески демонстрировали неуважение к туркменам – исконным суннитам [141] .

Руководство русских войск, пользуясь тактикой осторожных, но последовательных шагов, к 1882 г. овладело ближними подступами к Мерву. Каахка, Душак, Теджен по желанию коренного населения присоединились мирным путем. Лишь иранские феодалы провинции Хорасан, по оценке английского публициста Ч. Марвина, были недовольны «умиротворением степи». Иранское же правительство и население этой провинции искренне радовались прекращению набегов текинцев. В Лютфабаде на глазах изумленного репортера «жители дружелюбно встретили русских казаков, обмениваясь с ними визитами, как со старыми знакомыми» [142] .

После занятия русскими войсками селений Каахка и Душака временной границей межу Ахалтекинским оазисом и Мервом стала река Теджен. Теперь Мервский оазис от русских передовых постов стал отгораживать лишь небольшой участок, проходимой без особых трудностей пустыни. Вопрос о дальнейшем занятии Мерва имел первостепенное значение, поскольку оккупация этого города афганскими или персидскими войсками поставила бы под угрозу все границы Российской империи в южном, т. е. среднеазиатском направлении. Создавалась тем самым опасность и для Кавказа.

Сношения русского командования в Ашхабаде с представителями мервких туркмен приняли конструктивный характер уже весной 1881 г. В активной переписке между этими сторонами отразилась не только тенденция самой родоплеменной верхушки к установлению личных контактов с имперскими властями, но и общая тяга мервского населения к принятию русского подданства. Одновременно в письмах сообщались важные сведения о положении дел в Мерве. Российскому правительству некоторыми старшинами предлагались посреднические услуги, уточнялся маршрут и пункты снабжения [143] .

Несомненным мотивом в пользу присоединения Мерва к России стали неразрывные межродовые связи оазисов Ахала и Мерва. Уже летом 1881 г. генерал П. Ф. Рерберг (1835–1912) отправил в Мерв «почетных ахальцев», вернувшихся в Ашхабад в сопровождении «почетных мервцев». Но первая встреча не принесла желаемых результатов. Благоприятный момент настал лишь в конце 1881 г., когда были достигнуты определенные успехи в отношениях с мервцами. Русским властям удалось заключить с туркменами некое подобие договора о сотрудничестве и покровительстве [144] . Прибывшие из Мерва старшины влиятельных туркменских родов от имени всех жителей города обещали не поднимать оружия против русских, прекратить разбои и грабежи караванов и окрестных селений, в том числе и персидских. Они обязывались никогда более не заниматься работорговлей, достойно принимать русских должностных лиц, за надлежащую плату предоставлять охрану и перевозочные средства для караванов купцов разных национальностей и курьеров.

В договоре русское военное командование акцентировало внимание на политическом требовании к туркменам. Согласно пунктам договора жителям Мерва запрещалось принимать посланцев других правительств, кроме русских, что позволяло надеяться на некоторое ослабление активности английских агентов и сведения к минимуму антирусской пропаганды в Закаспийском крае.

С российской стороны были взяты следующие обязательства: «1) не нарушать ни религии, ни обычаев, ни порядка управления, ныне в Мерве существующих; 2) не назначать в Мерве особых русских начальников; 3) не налагать на мервцев никаких податей; 4) оказывать мервским туркменам в русских пределах то же покровительство, которое со стороны русского правительства оказывается подданным бухарского эмира и хивинского хана» [145] .

Некоторые из этих условий были положены в основу полномасштабного и полноценного договора между Россией и Мервом после созыва 1 января 1884 г. народного схода (генгеша) с участием всех родовых старшин, обсудившего мервские дела. Несмотря на то, что генерал Скобелев настаивал на военном покорении Мервского оазиса, отмечая, что «решение народного собрания обязательны отдельным членам этой республики лишь настолько, насколько это им выгодно, ибо нет власти, которая заставила бы всех повиноваться» [146] , русское правительство, больше склонилось к мирному решению мервского вопроса. Такая позиция обуславливалась прежде всего тем, что инициатива организации и проведения генгеша, исходя из донесений начальника Закаспийской области генерала А. В. Комарова (1830–1904), исходила от самой Гюль-Джемал и членов ее семьи – Махтум-Кули-хана и Мухаммед-Юсуф-хана (вдовы и сыновей Нурберды-хана) [147] . Кроме того, еще до этих событий мервским ханам, приглашенным на коронацию императора Александра III, была продемонстрирована такая мощь российской армии, что ханы сочли свое сопротивление русским совершенно бесполезным.