Гаор кивнул.

– Значит, у тебя в карте написано, что грамотный и автомобиль знаешь. Про максимум говорили?

– Да. Это чо такое, Рыжий?

– Максимум, значит, наибольший, больше всего. Значит, цена у тебя высокая. Это хорошо. А теперь ложись и спи, или ещё что, а меня не трогай.

Лутошка хоть и успокоился вроде, но лег рядом с ним и тут же заснул, вздрагивая и всхлипывая во сне. И значение категорий Пацану объясняли без них.

От врача Пацан пришёл хоть и малость обалдевший, с намазанными мазью лбом и шеей, но всё же человеком. А с сортировки… белый с голубыми губами, войти-то вошёл и рухнул без сознания.

– Быват, – с лёгким сочувствием сказали в камере, помогая Гаору поднять и уложить Пацана на нары.

Придя в себя, Пацан сказал, что получил полную первую.

– Про аукцион говорили?

– Да.

– Это хорошо.

– Да, нас вместе теперь?

Гаор пожал плечами. Он тоже уже думал, что их – трёх шоферов – могут выставить на один аукцион, а вот попадут ли они к одному хозяину… Он так и сказал Пацану, и тот тоскливо вздохнул.

– Я с тобой хотел…

– Х-ха! – фыркнул Гаор. – Да такого, чтоб по желанию было, такого и в армии нет. Забудь, Пацан, хотеть или не хотеть – это ты раньше мог, а теперь к кому попадёшь, там и будешь. Не трусь, ты грамотный, шофёр, зазря тебя уродовать не будут.

А в целом, жизнь шла спокойно. Блатяг к ним не подсаживали, шума и драк не было. На прогулку, правда, тоже не водили, но это, как объяснили Гаору, и к лучшему: холодно сейчас, а прогулочный двор сверху только сеткой прикрыт. А ну как поморозишься, тады чо? На утилизацию сразу, здесь тебе не то что трёх дней, ночи на лёжку не дадут.

Зима

5 декада

1 день

И наступил день, когда сразу после утреннего пайка надзиратель пришёл со списком и стал вызывать. Вызвал десятерых и Гаора с Лутошкой в том числе. Пацан проводил их тоскливыми, полными слёз глазами.

Накануне, будто предчувствуя, Гаор, как и ему самому когда-то Седой, уже ночью шёпотом передал заповеди: не подличай, не предавай, помоги слабому, и главную – выживи, но не за счёт других. За прошедшую декаду Пацан оброс короткой тёмной, но очень густой щетиной, на голове волосы уже не топорщились ёжиком, а ложились на лоб, отойдя от первого страха, сам сообразил, что надо подстраиваться под новый говор, оказался памятливым и с ходу перенимал словечки и ухватки. «Так что не пропадёт Пацан», – успел подумать Гаор, выходя из камеры.

И снова марш по лестницам и коридорам. Отделили троих и добавили пятерых, ещё добавили, снова отделили…

Комната, где они сбросили в ящики одежду, расставшись с последним из прошлой жизни… остановка перед душевой… ни его, ни Лутошку стричь не стали…

И опять мучительное ожидание под душевыми рожками. Что пустят: воду или газ? Лутошка мелко дрожал, уткнувшись лбом в его плечо. Да и сам он с трудом удерживал рвущийся наружу страх.

Но пустили воду. И они, гогоча и горланя, мылись, отскрёбывая себя и других от налипшей за эти дни грязи.

– Живем, браты!

– Как есть живем!

– Ох, и хорошо-о!

– Баньку бы!

– Да ещё бабу, чтоб попарила!

Смех, необидные звучные шлепки мокрой мочалкой по голому телу… приступ безудержного истерического – всплыло вдруг определение – веселья. Гаор помнил это состояние ещё по фронту, как они, выжившие в атаке или под обстрелом, чудесили после, вытворяя такое, что в обычное время в голову бы не пришло.

Заверещал под потолком звонок, и сразу выключили душ. Отфыркиваясь, мотая головами, чтобы стряхнуть с волос воду, они выстроились у выхода. Гаор посмотрел на Лутошку и подмигнул ему.

– Ничего, малец, будем жить.

– Ага, – кивнул Лутошка, с надеждой глядя на него.

Сбросили в коробки мочалки и обмылки, вытерлись, сбросили полотенца, достали и повязали по бёдрам белые маленькие полотенца.

– Так и будем стоять? – шёпотом спросил Лутошка.

– Узел не затягивай, – ответил ему Гаор. – Вот так, чтоб по-быстрому заголяться. Концы подтяни, а волосы раздвинь, чтоб клеймо видно было.

Надзиратель, поигрывая дубинкой у двери, перешёптываться не мешал и, казалось, думал о чём-то своём. «А может, и впрямь так, – подумал Гаор, – он на работе, мы для него не люди, а так… вроде мебели или груза. Я коробки возил, меня ж не волновало, что они там обо мне и своей судьбе думают, и думают ли вообще. Так и мы ему. А он нам? А также».

Надзиратель оглядел их, не нашёл упущений и выпустил дальше. Сверка номеров на ошейниках, раздача номерков на шнурках… У Гаора сорок пятый, у Лутошки сорок шестой… и опять ожидание…

– В зале стой спокойно, – негромко говорил Гаор. – Лапать полезут, не дёргайся. Главное, молчи и делай, что велят. А смотри не на них, а поверху, так легче.

Остальные кивали, соглашаясь с его советами. Ожидалка постепенно наполнялась. И в очередной группе оказался… Пацан. Он сразу пробился к Гаору и встал рядом. И Гаор повторил всё, что говорил Лутошке, и для Пацана. И добавил: