— Вернитесь в машину, Хаким Тазиевич, дальше я справлюсь сама.

Я благодарна господу, что мой голос прозвучал ровно и вполне строго.

— Не воображай лишнего, Чудакова, я не меньше тебя желаю убраться из этого дома. — Он подходит слишком близко, вынуждая меня попятиться внутрь. И я злюсь на себя за то, что не хлопаю перед его носом дверью, а вместо этого позволяю высокомерному подонку переступить порог родительского дома.

Растерянно смотрю на стоящего передо мной Айдарова, стараясь не вдыхать аромат его дорогого парфюма с терпкими древесными нотками и не обращать внимания на то, как этот проклятый запах укутывает меня, подобно теплому кашемиру.

Встряхиваю больную голову и заставляю гребаный рассудок вернуться на место!

— Так и убирайся, — с трудом выдавливаю из себя по буквам, потому что после его едкой фразы проявлять гостеприимство я точно не собираюсь. — Уходи. Я в порядке. Полном.

Вздергиваю подбородок, обещая побыть слабой чуточку позже. Не тогда, когда этот Сатана окидывает меня ледяным и, чтоб его, властным взглядом. И я хочу, чтобы этот взгляд заморозил все мои эмоции, вот только его низкий гортанный голос все портит, разбрасывая по моему телу горячие мурашки:

— Ты не в порядке, Алевтина. И я пообещал твоему брату присмотреть за тобой. Так что в ближайший час точно никуда не уйду. Но ты облегчишь мне задачу, если перестанешь вести себя как упрямый ребенок.

Мои губы приоткрываются, позволяя частым вздохам вырываться наружу.

Мне послышалось? Или он назвал меня упрямым ребенком?

Что за абсурд?

Мне требуется несколько секунд, чтобы осознать услышанное.

Нет, это какое-то недоразумение!

Тогда какого черта я и правда чувствую себя подростком, который едва справляется со своими эмоциями?

Айдаров смотрит на меня самым что ни на есть испытующим взглядом, не давая потеряться в мыслях. А я бы предпочла исчезнуть в них хотя бы на сегодня.

Господи! Ненавижу то, какой беспомощной становлюсь рядом с ним под прицелом его дьявольского внимания. И у меня до сих пор нет этому никакого объяснения.

Прочищаю горло и медленно сглатываю, прослеживая в его бесчувственных глазах странный блеск. Но ни это, ни головная боль, которая старательно пробивается на поверхность, словно дефилирующая на лабутенах сука, подиум которой — мой череп, не мешают мне вести себя убедительно.

— Между прочим, я не ребенок и не нуждаюсь в твоей помощи, и тем более в услугах высокомерной сиделки. Как видишь, — киваю с притворной улыбкой, — я в порядке.

На самом деле я нервничаю, неосознанно отстукивая носком туфли по деревянному паркету. И нервозность усиливается, как только он шагает за дозволенную черту, вторгаясь в мое личное пространство.

— Своим поведением ты лишь доказываешь мою правоту.

Он. Так. Близко… Черт бы его побрал!

А потом этот мудак за секунду приводит меня в чувство, не давая потеряться в его подавляющей энергетике:

— Достаточно просто сказать спасибо, Алевтина.

Мои ногти впиваются в ладони до полукруглых красных отметин.

— Спасибо?! — возмущенно вылетает из моего рта, меня всю трясет, но каким-то чудом я удерживаю себя на месте, потому что желание вступить в схватку с самим Сатаной кажется обречено на неудачу из-за перевеса сил. Не в мою пользу. Но у меня есть язык. И я использую его в полной мере: — Вообще-то, я уже говорила слова благодарности и приносила свои извинения, а еще пообещала возместить весь ущерб и даже любезно предложила тебе пойти домой. Но ты предпочел нахамить и остаться в доме, в котором не хочешь находиться, с девушкой, общество которой для тебя совершенно невыносимо. Тогда для чего это все? Не хочешь упустить еще один повод поиздеваться?

Айдаров издает мучительный стон, после чего отступает и принимается растирать пальцами переносицу, словно ему нужно время, чтобы взять себя в руки. Только вместо этого резко, но весьма сдержанно он обнимает мои плечи и силой отодвигает меня в сторону, вынуждая удушающий жар подняться к горлу от внезапной близости.

— По поводу возмещения ущерба. — Его голос становится опасно низким, когда он произносит, склонившись надо мной: — Если ты дашь своему мудаку хоть копейку на штраф, который он заслужил, в ту же секунду будешь уволена.

Шокированная услышанным, я распахиваю рот, из которого вылетает лишь глухое аханье.

Все так странно, я даже немного теряюсь. И это не ускользает от внимания Сатаны. По крайней мере, мне кажется, именно поэтому он все еще держит меня в своей горячей хватке, словно желает убедиться, не упаду ли я, когда он отпустит меня.

— Ты поняла меня, Алевтина?

Я уже почти задаю вопрос, как он узнает об этом, но вовремя прикусываю язык. Пошел он к черту! Мудак!

— Если честно… не очень. — Айдаров выгибает бровь. — Какое право ты имеешь говорить, что мне делать, а что нет? Я не твоя собачонка. Во всяком случае, в нерабочее время!