С этими словами наш неунывающий руководитель развернулся и зашагал обратно к служебной машине.

— Мне страшно, — хныкала Алла. — Я сейчас в полете наклюкаюсь. Набубенюсь.

— Я тебе дам!

— Правда?

— Набубениться. Нельзя. Вдруг сегодня же вечером получится вручить.

В полете она к буфету не пошла и несколько успокоилась. Разговоры в полете вышли короткие.

— Так как вы выжили в итоге?

— Это был удачный случай. Череда удачных случаев. Я везучий.

Или:

— Как там Сид? Софья писала, что сделал предложение.

— Да, где-то через месяц, наверное, — кивнул я.

— Интересно, меня пригласят? Или нельзя? Там только свои?

— Да почему. Думаю — запросто. Ну, это им решать.

Пару раз диалог начинал и я:

— Как твоя крепостная поживает?

— Да что ей. Продавать буду, наверное. Хочу квартиру брать в Успенском, там есть неплохие полуторки.

— Что такое «полуторка»? — спросил я.

Слово я такое слышал в разных мирах, но вариантов значения было несколько.

— Как что? Квартира с одной большой комнаткой, кладовкой и кухней.

— Поступать будешь?

— Неа, — она покачала головой. — Не в этом году. Я тут пошла на индийскую аэробику… я бы хотела все освоить и стать тренером.

Ближе уже к концу полета она все ж задала наиболее деликатный вопрос:

— Как у вас с Самирой дела?

— Все хорошо. Я же могу не отвечать подробнее?

— Можешь. Она сказала мне за тобой приглядывать. И ещё говорила… что ты остыл к ней, что уже не настолько горяч, и вот это вот всё. Не знаю, может, это просто чтобы меня как-то утешить, кто её разберёт.

Час от часу не легче. Я пожал плечами, но Алла продолжала:

— Ещё говорила, что у тебя первая любовь в Санкт-Петербург укатила. Скажи честно, ты поэтому этот заказ перехватил?

Она была чертовски права, но я решил закрыть тему.

— Не стоит об этом. Сейчас важна только работа. Но ты приглядывай, приглядывай.

Тем не менее, два с половиной часа прошли весьма стремительно. В аэропорту нас ждал сопровождающий: поскольку стоимость доставки была не такой уж высокой, кейтов аппараты в своей начинке содержали немного, а рейс не такой уж длинный — решили подрядить местного. Им оказался пожилой интеллигентный дяденька в берете, который ожидал нас в зале аэропорта.

Каким бы не был Петербург — коренного петербуржца ни с кем не перепутать.

— Здравствуйте, здравствуйте, молодые люди. Поручик Горбунов, Вольдемар Иванович. По совместительству — поэт… нас ожидает экипаж, пройдёмте.

Аэропорт находился очень близко к городу. А сам городской план и информация из сети очень напоминали привычные мне петербургские: город в устье реки, на двух берегах, двух крупных островах и множестве мелких, каналы, разводные мосты.

Только вот река Нева вытекала не из Ладожского озера, а из Онежского, а сам город располагался на двести километров северо-восточнее. Ладожское озеро же было продолжением Финского залива, и единственное, что было там из привычного — это город-остров Кронштадт.

Узнав, что мы здесь в первый раз, Вольдемар Иванович устроил нам настоящую экскурсию.

— Мы сейчас движемся по Московскому Проспекту, своеобразные ворота города. Вот стелла первым свободным рабочим. Если двигаться по шоссе строго на юг — мы упрёмся в нашу южную столицу. Хотя, конечно, это ошибка, что Москва — столица, решение о переносе было огромной, огромной ошибкой. О, сейчас мы проезжаем завод «Электросила» — два корпуса по разные стороны проспекта, внизу под нами — огромный тоннель с железной дорогой, соединяющий заводские корпуса. Всё разворовали, всё растащили, никакой промышленности… У меня есть стихи на этот счёт…

'Проехало орало

Крестьянину по рылу…'

— Вы социалист? — догадался я.

— Я был им, — вздохнул Вольдемар. — И остаюсь в душе. Эту страну не вылечить и не победить, не победить и не вылечить, да…

— То есть именно поэтому вы в Курьерской службе?

— Вы проницательны, юноша. У нас был кружок в семидесятые, мы были молоды и смелы, но за нашу смелость были награждены ссылкою.

Алла прошептала на ухо:

— Надеюсь, он видел, кому мы везём груз? Не будет ли никакого конфуза?

— Запросто будет, — кивнул я. — Думаю, об этом стоит поговорить на берегу.

Словно поняв, на какую тему мы треплемся, он сказал:

— Вы, дорогие мои, видели, кстати, кому наша доставка предназначена? Это уму непостижимо! Регенту! Нет, другой бы обрадовался бы, но у меня есть… есть некоторые принципы! Моё начальство раз от раза издевается надо мною, отправляя к наиболее мрачным представителям cohortes de sbires. Ноги моей там не будет. Ни-ни! Ни за что. Я уже всё это власти в своём творчестве высказал и считаю, что лучше Никиты Сергеевича регента у императора не было. Так что я доставляю прямо до эрмитажных залов Зимнего, затем сижу на лавочке и наслаждаюсь полотнами люксембургской школы эпохи Возрождения. А вы несёте дальше. И от вознаграждения я отказываюсь!