Это не охота за моими деньгами, не охота за моей жизнью, не охота за моими мозгами. Или все-таки охота? Кому-то понадобилась моя бессмертная душа (угадал?)? Какие обстоятельства должны быть при продаже души? Контракт с подписью кровью? Шапка, полная ветра?

Вышло так, что по плану Всевышнего, которому не суждено было сбыться, я должен был быть среди тел, накрытых черной пленкой? Еще одна из десятков Герд свернула за угол.

Не надо было выходить сегодня из дома. Просто объявить себя больным. Кашлять и стонать. Стотысячный раз тайно отбарабанить любимые с детства сказки, от времени становящиеся все короче и короче.

И уж конечно не надо было заворачивать за этот угол.

Родинка над верхней губой (всегда ли она там была?). Солнцезащитные очки, в черной же оправе. Скорее квадратные, чем круглые. Плащ, почти черный. Черные блестящие кожаные брюки. Высокие ботинки на толстой подошве и на шнуровке. Номер два – оливковые глаза под маслянистой челкой, матовое пальто поверх майки.

– Привет еще раз. Меня зовут Натали. Наташа. Тамара. Джорджи. Как хочешь. Будем знакомы.

– Нормальные у тебя имена, Натали. Так больше похоже на кино.

Могли бы придумать имена позаковыристей – Тринити там или Тэ Икс Тысяча. Тянуть время. Мне нужен булыжник. Похоже, справиться с этой сукой будет сложнее, чем с янычаром. Я уже называл его про себя янычаром. Булыжник бы глубоко изменил ее внешность. Особенно если вложить в удар вся тяжесть тела! Весь момент импульса. Всю обиду. Угол падения. Импульс.

– У нас есть хорошая работа для тебя.

– И вы гнались за мной? – фальшиво недоумевал я. Плохо я играю. Сам себе не верю.

– Не надо убегать. Некрасиво с твоей стороны. – Помог янычар. – Мы же давно работаем. И не надо пытаться мешать. Это (пауза) бесполезно.

Это же турок! Да, «мой» турок, только моложе, ухоженный и модно одетый. И эта дрянная девка мне до боли знакома. Это брат турка и его сестра. Они все в семейной мафии похитителей никчемных ничтожеств. Сестра зашла с другой стороны, растаскивая мое внимание. Хорошо, что они не всей семьей меня работают.

– Это срочно. Мы знаем, что ты расторопный и смышленый. – Слова-то какие! Еще какой смышленый! Более смышленого вы не найдете, мать вашу так.

Рука в скользком как змеиная кожа рукаве плаща проникла ко мне под мышку.

Они меня давно изучают. Следят. С детства, наверное. Могут мне достать из хранилищ памяти какой-то одному мне известный факт из прошлого. Сейчас они спросят про то, как я организовал в школе тайное общество для того, чтобы навалять одному умственно отсталому. Напомнят его фамилию? У меня же ничего тогда не вышло. Фамилию Колеса я и сам помню.

Ситуация была очень дурацкой. Два расфуфыренных стопроцентных преступника предлагали мне работу. И я уже давно с ними работаю. Сделать вид, что я их узнал. Или не узнал? Чтобы хоть как-то отвязаться от них я решил согласиться. Я кивнул так минимально, чтобы и показалось, что я согласен, и чтобы потом можно было ото всего отказаться. Мол, случайное движение. Не кивал я. Просто тени так упали.

– Деньги хорошие, получишь форму. Не дергайся, и мама не будет сердиться.

– Нормально будет, братишка. – Преступники обрабатывали меня крест-накрест. Теперь турок. Как там его? Лерой как мог, помогал. – Все нормально заплатим. Поедешь, дела сделаешь. Деньги на карман получишь нормально.

Турок-Лерой остановился и широким жестом плакатно махнул рукой в сторону оставшейся позади станции метро. Театральными наигранно-эмоциональными громкими фразами заквакал на всю улицу.

– Братишка, видел, люди погибли? Там и ты должен быть. Это аванс тебе такой от нас.

А с другой стороны прямо к уху наклонилась блестящая кожаная искусительница, все плотнее прижимая меня к себе.

– Во сколько жизнь свою оценишь? – Мамаша-инструктор-Натали криво улыбнулась. Ломаного гроша моя жизнь не стоит, подумал я. И с каждой минутой все дешевле.

– Мы подружимся. Неизбежно. Дружба? – Она протянула свою ледяную узкую голубоватую кисть ладонью вниз.

8 (читаю книгу)…

15 апреля

Весна никак не наступит.

Днем плюс одиннадцать, ясно, ветер северный, вечером – до плюс шести.

Отец всерьез думает о продаже своего дела, служившего нам средством к жизни долгие годы. Он думает открыть магазин меховой одежды. Мать, услышав от него такие слова, закричала «Господи, дай ему ума», закрыла лицо руками (зачеркнуто) и заплакала.

Телевизор последние дни не смотрим. Радио выключено. Я почему-то пристрастился к классической музыке. Она все дальше уносит меня от реальности. Все эти скрипки, струями подхватывающие меня, и потоки духовых, тянущие вдаль. Отбивающие какие-то склянки ударные и еще какие-то дудочки скорбными стонами провожают меня отсюда.