Гомолицкий — Л. Гомолицкий. Арион: О новой зарубежной поэзии. Париж, 1939.

ЕКРЗ — Евреи в культуре Русского Зарубежья: Статьи, публикации, мемуары и эссе. TT.I–V. /Сост. и изд. М. Пархомовский. Иерусалим, 1992–1996.

Елита-Вельчковский — К. Елита-Вельчковский <рец. на НЛ>. IN: Бодрость (Париж), 1938, № 174, 8 мая, с. 4.

Набоков — <рецензия В.Набокова на ВКС в газ. «Руль» (Берлин), 1928, 23 мая> «Письма о русской поэзии» Владимира Набокова /Вступ. ст., публ. и прим. Р. Тименчика. IN: Литературное обозрение, 1989, № 3, с. 102–103.

Пильский — <рецензия П. Пильского на ПН>. IN: Сегодня (Рига), 1932, № 137, 18 мая, с. 6.

Rischin — Ruth Rischin. Toward the Biography of a Period and a Poet: Letters of Dovid Knout 1941–1949. IN: Stanford Slavic Studies. Vol.4:2. Literature, Culture, and Society in the Modern Age. In Honor of Joseph Frank. Part II. Stanford, 1992, p. 348–393.

Савельев — А. Савельев. Марево в пустыне. IN: Наш век (Берлин), 1932, 15 мая [наст. имя — Савелий Григорьевич Шерман].

Седых — Андрей Седых. Далекие и близкие. 2-е изд. N.Y., 1962.

Слоним — Марк Слоним. Литературный дневник. IN: ВР, 1928, VII, июль, с. 58–75.

Сосинский — Б. С. <Б. Сосинский, рец. на МТ>. IN: СП, 1926, № 12–13, с. 70.

Струве — Глеб Струве. Русская литература в изгнании: Опыт исторического обзора зарубежной литературы. 2-е изд., испр. и доп. Paris, 1984.

Терапиано — Юрий Терапиано. Литературная жизнь русского Парижа за полвека (1924–1974): Эссе, воспоминания, статьи. Париж; Нью-Йорк, 1987.

Терапиано-К — Ю. Терапиано <рец. на НЛ>. IN: К, 1938, кн. З, с. 172–173.

Терапиано-НК — Ю. Терапиано <рец. на ВКС>. IN: НК, 1928, № 3, с. 62–63.

Терапиано-О — Ю. Терапиано. Памяти Довида Кнута. IN: О, 1955, кн. 5, с. 91–94.

Ходасевич — <рецензия В.Ходасевича на ПН>. IN: Возрождение, 1932, № 2494, 31 марта, с. З.

Цетлин — М. Цетлин <рец. на ВКС>. IN: СЗ, 1928, кн. 35, с. 537–538.

Шапиро— Гавриэль Шапиро. Десять писем Довида Кнута. IN: Cahiers du Monde russe et sovietique, XXVII (2), avr.-juin 1986, p. 191–208.

Эренбург— Илья Эренбург. Люди, годы, жизнь. Кн. первая и вторая. М., 1961.

Яновский — В. С. Яновский. Поля Елисейские: Книга памяти. Спб., 1993.

В основу настоящего издания положены отдельные сборники стихов Д.Кнута, выходившие в Париже с 1925 по 1938 гг.: «Моих тысячелетий» (Изд-во «Птицелов», 1925), «Вторая книга стихов» (1928, изд. автора), «Сатир» («Монастырь муз», 1929), «Парижские ночи» (Изд-во «Родник», 1932) и «Насущная любовь» («Дом книги», 1938).

Главное соображение, свидетельствующее в пользу такого выбора (обусловившее в частности отказ от воспроизведения книги Д. Кнута «Избранные стихи» [Париж, 1949], составленной, несомненно, из лучших его вещей), — представить творческое наследие поэта как можно полнее и объективнее. Данный подход, при всех его плюсах, заключает один существенный текстологический изъян: стихотворения даются не в их окончательных текстовых решениях, если под таковыми понимать авторскую правку в упомянутой итоговой книге, придавшую включенным в нее текстам своего рода канонический ореол. Впрочем, комментарии, в которых относительно подробно перечислены все случаи отличия указанных сборников от «Избранных стихов», кажется, разрешают эту проблему без каких-либо серьезных осложнений (следует лишь заметить, что, при всей дотошности приводимых далее авторских и/или редакторских корректив, некоторые незначительные изменения, в особенности синтаксического порядка, не оказывающие принципиального влияния на образно-стиховую семантику, как правило, не оговариваются, — так что текстологическая работа в этом направлении может быть при желании продолжена). При этом трудно переоценить саму значимость публикации поэзии Кнута в объеме, приближающемся к полному, которая впервые предпринимается в данном издании; за его пределами остались лишь незрелые стихотворные опусы юношеского периода, не исключена также вероятность обнаружения некоторых (немногих) кнутовских стихотворений в эмигрантской периодике 20-х—30-х гг. Во всем корпусе публикующихся текстов изменена старая орфография и устранены явные опечатки. Все стихотворения для удобства пронумерованы.

Д.Кнут небезосновательно рассматривается в критике в качестве «одного из самых одаренных поэтов эмиграции», по определению Терапиано-К (с. 172), едва ли не повторившего слова В. Ходасевича, отозвавшегося о Кнуте как об одном «из даровитейших наших молодых поэтов» (Заметки читателя. IN: В, 1931, 3 дек.); ср. с этими другие аналогичные мнения — от современников Кнута, например, Г. Адамовича (см.: И. В. Одоевцева. На берегах Сены. М., 1989, с. 108) или Дон-Аминадо (Дон-Аминадо. Наша маленькая жизнь. М., 1994, с. 683), до сегодняшних исследователей (Шимон Маркиш. Русско-еврейская литература: предмет, подходы, оценки. IN: Новое литературное обозрение, № 15, 1995, с. 222). Обращают на себя внимание многочисленные и упорные попытки объяснить осязаемую творческую специфику этого поэта, его весьма своеобразный талант, острую индивидуальность, резко выраженную самостоятельную тему. По известному определению Ю. Иваска, Кнут — «поэт страстный, торжественный, громкий» (Юрий Иваск. Поэзия «старой» эмиграции. IN: Русская литература в эмиграции. Питтсбург, 1972, с. 59). Наиболее авторитетные и серьезные критики обнаруживали в его поэзии «проявление новой, отрадной и во многом и повсюду дающей себя знать тенденции нового гуманизма — реакции вместе и против охватившей мир бесчеловечности и против до последнего момента модной среди elite сверхчеловечности». П. Бицилли, которому принадлежит данное суждение, развивал его в рецензии на книгу стихов Кнута НЛ: «Эта поэзия ближе к „земле“, к жизни, к реальности, и значит, формально, к „прозе“ — в условном, общепринятом смысле, что, разумеется, не мешает ей быть „чистой поэзией“ в подлинном значении, т. е. искусством выразительного слова» (Бицилли-СЗ, с. 451).