Однажды сотня сванов оставила работу на участке канала, где только что произошел оползень. Сидя на дамбе, они покуривали и ожесточенно спорили.

— В конце концов, мы работаем не только ради денег, — говорил коренастый, низкорослый Георгий Чартолани, теребя короткую бороду.

— Пора собирать манатки, — сказал Адиль Чегиани.

— Не сегодня, так завтра погребет нас обвал.

— Роешь, роешь эту проклятую землю, а вперед ни шагу. Только успевай убирать оползни.

— Это еще что! Ни жрать, ни пить нечего.

— И жилье хоть удавись.

— А комарья-то, комарья, из лихорадки не вылазим.

— А попробуй лекарств достать...

Поодаль, чуть повыше, работал на канале Гудуйя. Одним ударом ноги он по самую рукоятку загонял лопату в осыпавшуюся землю. Словно играючи бросал он на бруствер большие глыбы. Работал он истово, но ухо держал востро.

Сто сванов свободно заменяли на канале два экскаватора. Уйди они, и строительство канала затянулось бы на неопределенный срок.

«Сваны не должны уйти», — думал Гудуйя. Только он кончил работу и собрался было подойти к сванам, как увидел идущих навстречу Брегвадзе, Серову, Шамугия и Бачило. Гудуйя подошел к ним.

— Сваны собираются уходить.

— Знаю, — сказал Брегвадзе и остановился.

Остановились и остальные, прислушиваясь к громкой беседе сванов, не обращавших на них никакого внимания.

— Собрать манатки — дело не хитрое, — встал Кижи Гардапхадзе, сухощавый, в черном архалуке. Он внимательно оглядел всех глазами навыкате с нависающими над ними косматыми бровями. В зубах у него дымилась трубка. — Но как мы покажемся на глаза нашим близким?

— А здесь чего дожидаться? — спросил его Джансуг Гуджеджиани.

— Авось найдут управу на эти чертовы оползни, — ответил Кижи. — Помню, когда мы рыли квалонский канал, Андро Гангия сказал...

— И в Квалони этих оползней было до черта, — перебил его Георгий Чартолани.

— Так вот, Андро Гангия сказал тогда, что оползни бывают из-за грунтовых вод.

— И что же? Нет от них спасения, что ли? — воскликнул Адиль Чегиани.

Брегвадзе, Серова, Шамугия, Бачило и Гудуйя затаив дыхание слушали разговор.

— И еще он сказал, что если так будет продолжаться...

— То надо бросать все к чертовой бабушке, да? — не хватило терпения у горячего Циока Авалиани.

— И вовсе нет, — неторопливо ответил Кижи.

— А что же? — вновь не выдержал Циок Авалиани.

— Надо дамбу, говорит, отодвинуть от берега.

— Это еще зачем?

— А затем, что такая высокая дамба тяжело давит на берег.

— Верно сказал Гангия, — загалдели сваны.

— Головастый мужик этот Гангия.

— Такой не ошибется.

— А почему мы до сих пор здесь копаемся?

— Чего они ждут?!

— Надо или новую трассу найти, или продолжить эту, — закончил Кижи Гардапхадзе, затянулся едким дымом и уселся на место.

— Новую трассу уже нашли, — сказал Адиль Чегиани.

— Серова и ее партия целых два месяца изучали новую трассу. Дудки, никуда я отсюда не пойду. Я остаюсь здесь со всеми своими манатками. Не сегодня, так завтра перебросят нас на новую трассу, а может, дамбу заставят передвинуть. Сказывают, из Москвы указаний ждут насчет дальнейшего.

— Зачем же ждать указаний сверху? Мы и сами с усами — можно на месте решить, быстрее будет! — жестко завершил спор Циок Авалиани.

Ни разу еще не улыбался Васо Брегвадзе после ареста Андро Гангия. Но сейчас улыбка осветила его круглое лицо.

— Н-н-ну что, слышали, Галина Аркадьевна?

— Слышала, Василий Григорьевич, правильно он нас...

— И вы, надеюсь, слышали? — повернулся Брегвадзе к Уче и Антону.

— А как же! — наперебой подтвердили они.

— Будь я на их месте — терпение мое давно бы лопнуло. Всех бы за горло взял, начиная от начальника управления, да и себе спуску не дал бы.

— Истинная правда, Василий Григорьевич, — подтвердил Антон Бачило, — но сваны — народ покладистый, терпят до поры до времени...

— Но почему мы терпим, я вас спрашиваю, почему?! — обратился Брегвадзе к Серовой.

Что могла ответить Серова? Ведь и она не раз спрашивала себя об этом, но ответа найти так и не смогла.

— Мы, белорусы, сванам в терпении не уступаем, — пошутил Бачило.

Инженер улыбнулся, потом поглядел на всех троих и уже серьезно сказал:

— Пришел конец нашему терпению, баста. Пора и честь знать.