— А откуда им знать, какой я цитрусовод?

— Не волнуйся, знают. Еще как знают. Там директором у них отличный дядька. Он тебя знает.

— Откуда же он меня знает?

— Знает, и все.

— Как же он может меня знать?

Уча не ответил.

— Помнишь свое обещание, Ция?

— Какое обещание, Уча?

— «Какое, какое»... Ведь ты обещала осушенную землю в золотой сад превратить. Скоро придется тебе свое обещание выполнять, Ция, скоро.

Вот уже и берег. А на берегу сгрудились встревоженные купальщики, обеспокоенные их долгим отсутствием.

— А мы уже спасателей собирались звать.

— Мы думали, вы уже не выплывете.

— Они, как дельфины, плавают, море им нипочем.

— Еще бы, видно, на море выросли.

Ция тяжело дышала, грудь ее ходила ходуном.

— Почему вы так далеко заплыли, почему?! — укоризненно отчитывала их крашеная.

— Я солнце поймать хотел, — ответил Уча.

— Поймать солнце? — удивилась Изольда.

— Вот именно.

— Ну и что же, поймал?

— А как же. Вот оно — мое солнце.

Ция стояла, как прежде, гордая и счастливая.

Солнце тут же сменилось луной, яркой, полной, сияющей, как солнце.

Берег моря и само море были освещены словно днем.

Ция и Уча босиком шли по песку. Обувь они держали в руках. Время от времени к ногам их ластилась белопенная, ласковая волна.

Пена переливалась тысячами пузырьков. Пузырьки поочередно лопались, исчезали, уходили в песок.

Они крепко держались за руки и шли, ничего вокруг не замечая. Они не слышали тихих вздохов моря, не чувствовали, что давно уже шагают по белой кромке пены. И все это потому, что никогда еще не были они так близки к счастью.

Одежда, надетая на мокрое, прилипала к телу, но они и этого не ощущали.

Уча тихонько напевал песню о Цире и розе.

А Ция перебирала в памяти бурные события сегодняшнего дня — все, что она увидела, услышала, пережила. Все это обрушилось на нее нежданно-негаданно: встреча с Учей, море, народ на пляже, издевки и восхищение женщин, Учино предложение, эта негромкая песня.

Никогда еще в ее жизни не случалось столько всего за день. Словно сегодня она заново родилась на свет и воспринимала все первозданно и изумленно. Как долго ждала она этого дня! И как прекрасно прошел он! Рядом с ней шагал Уча, крепко держа ее руку и касаясь плечом ее плеча. Он пел лишь для нее одной и радовался только ей одной. Так вот и шли они к директору опытной станции.

— Ты про меня поешь, Уча?

— А про кого же еще.

— А может, про Циру?

— Ты моя Цира и ты моя роза.

Вновь запел Уча, но Ция прервала его:

— А вдруг директор не захочет взять меня на работу? Что мне тогда делать? Как же я останусь здесь, с тобой? Домой я уже не поеду. Я с тобой хочу!

— Ну и оставайся со мной. Когда директор узнает, почему ты остаешься, он наверняка примет тебя на работу, вот увидишь.

— А что ты ему скажешь, почему я осталась?

— Скажу, что мы решили новые побеги пустить.

— Так прямо и скажешь?

— Так и скажу.

— Нашел что говорить! — счастливо рассмеялась Ция.

Они остановились у самой кромки белой пены, повернулись лицом друг к другу и робко заглянули друг другу в глаза. Обувь упала на гальку.

— Уча... — изменившимся голосом прошептала Ция и крепко сжала его руки. — Нас увидят, Уча.

Белая пена шипела на песке, а легкая волна медленно раскачивала их обувь.

— Не надо, Уча.

Тела их внезапно отяжелели, и они опустились на белую пену, даже не замечая, что волна уже далеко отнесла их обувь. Уча обнял Цию за плечи и крепко прижал к груди.

Ция, словно осиновый лист, трепетала в его сильных руках.

— Уча...

Уча прильнул к ее губам.

Ция оттолкнула его руками... Вырвалась. И тут же пожалела об этом. Потом вскочила на ноги и понеслась по белой полосе прибоя. Уча бросился за ней.

Ция мчалась во весь дух, почти не касаясь земли ногами. Сверкали в лунном свете ее ноги.

Следом за ней несся Уча.

— Ция, Ция!

А Ция все бежала и бежала. Сверкали в лунном свете ее круглые коленки.

Позабыв про обувь, не чувствуя, что совершенно намокли, самозабвенно продолжали они свой неудержимый бег. Не разбирая дороги, мчались они, и фонтаны брызг взлетали из-под быстрых их ног. Насквозь промокшие, босые неслись они к опытной станции, чтобы поспеть до ухода ее директора Гванджи Букия.

— Ция, Ция! Подожди меня, Ция. Постой, Ция!

Но Ция не слышала. Она бежала все быстрей и быстрей, опьяненная счастьем и первым поцелуем.