— Номера фальшивые поставили, — вяло начал оправдываться Купцов. Он хотел спать, голова болела от постоянного нервного напряжения, а тут опять неприятности. Только что приехал Саша Бондарев с дурными вестями: Котенев уехал из Москвы в неизвестном направлении. Где его теперь искать?

Сутуля плечи, Рогачсв стоял и смотрел, как эксперты возятся около машины, отыскивая пальцевые отпечатки и стреляную гильзу — ведь Ворону добили выстрелом в упор, всадив пулю прямо в сердце.

— Как думаешь, из какого ствола выпустили пульку в Ворону? — скосил он глаза на Ивана.

— Из парабеллума, — без промедления ответил тот.

Рогачен промолчал — чего говорить, если они с Купцовым и думают, пожалуй, уже одинаково, только опыт у них разный, и трудно сказать, у кого он теперь богаче. Если Алексей Семенович многое видит через призму прожитого и пережитого, то Иван от этого свободен, не боится ошибок, смело выдвигает версии, и не довлеет над ним прежний страх — страх минувших лет. И сейчас он прав. Скорее всего, пуля, оборвавшая жизнь Анашкина, от парабеллума. Кто с ним ходит, с этим оружием давно минувшей войны? Кто вновь почистил и смазал парабеллум, чтобы без колебаний направить на человека?

— Увидим, — помолчав, протянул Алексей Семенович. — Опять мы с тобой после пожара приехали. Порядка маловато у нас, Иван! Искали, искали Анашкина, проверяли его связи, а он испарился, потерялся в городе. И вон как нашелся.

— Текучка заедает, — отвел глаза Купцов. — Людей не хватает, сами знаете.

— Ты это им объясни, — взяв его за плечи, Рогачев повернул Купцова лицом к подворотне, где толпились любопытные. — Пойди и объясни, что заедает текучка, не хватает людей, техники, машин, денег. Между прочим, среди собравшихся там вряд ли есть милиционеры. Они сами живут не ахти как зажиточно, но нас с тобой содержат: поят, кормят, одевают, вооружают. И вправе за это с нас спросить! А что мы ответим?

Иван закаменел лицом. С одной стороны, Рогачев прав. А с другой? Уж так ли хорошо их содержат: обувают, одевают, учат и вооружают? И что они получают взамен отданного здоровья, а порой и жизни? Разбитые семьи, ' кучу болезней к сорока годам, ранения и три медали «за песок», то бишь за выслугу лет. Сейчас не первые годы Советской власти, когда с наганом в руке и на пролетарской сознательности боролись с бандами. А получается, что многое из тех лет незаметно перекочевало в сегодняшний день. Пожалуй, только спрос с сотрудника органов внутренних дел значительно возрос.

— Почему-то никому не приходит в голову, что нам тоже давно стоило бы забастовать. — Слова Ивана прозвучали продолжением мыслей.

— Ну, ты это брось, — покосился на него Рогачев. — Проморгал Котенева, а теперь хочешь все свести к трудностям?

— При чем тут трудности? — сплюнул Купцов. — Драгоценный наш Михаил Павлович Котенев до самого последнего времени был только потерпевшим. На основании какой статьи, какого кодекса я мог к нему применять превентивные меры? Например, просить следователя отобрать подписку о невыезде? Нет такого закона!

Алексей Семенович вытащил из кармана трубочку с валидолом и кинул под язык таблетку — жара, асфальт плавится, спишь плохо, а тут еще все наперекосяк. И Купцова можно понять: не дают покоя по жалобе Сараниной, преследуют неудачи, как будто заколдованный круг образовался с этими «драконами». Начальство вроде бы понимает — или делает вид, что понимает, — все сложности, но жмут «наверху», торопят.

Из салона машины вытащили тело Вороны, положили на носилки и, прикрыв простыней, вынесли со двора. К вечеру можно будет получить данные о пуле — вот и посмотрим тогда, прав ли Иван насчет парабеллума? Оперативники из местного отделения уже пошли по квартирам, надеясь установить тех, кто мог что-либо видеть или слышать выстрел. Вдруг кто заметил ту машину, в которую пересели преступники? В том, что вторая машина была и ждала их неподалеку, Рогачев был уверен.

— Хомчик рассказал о Рогожине? — катая под языком таблетку, обратился он к Ивану.

— Мало толку, — устало откликнулся Купцов. — Проверяли. Игнатий Романович Рогожин, тысяча девятьсот десятого года рождения, скончался в Очамчири в восьмидесятом году. Справочка имеется. Котенев наверняка знал этого дельца и валил все на пего. Ловко придумал себе прикрытие.

— Действительно, ловкий тип, — поморщился от колющей боли в области сердца Рогачев. — Что твой художник говорит?

— Не видел его еще, не успел, а сам он не звонил.

— Вот-вот, — опять не удержался Алексей Семенович, — а они, — он кивнул на машину, около которой суетились эксперты, — успели. Грохнули Анашкина — и концы в воду.

— Знаете, товарищ полковник, — обозлился Купцов, — если с вас там, «наверху»…

— Знаю, знаю, — примирительно похлопал его по плечу Рогачев. — И разве в начальстве дело? Мы народ охранять поставлены, перед ним в ответе… Понимаешь?

— Понимаю. Хорошо бы, если бы это начальники понимали.

Алексей Семенович повернулся и пошел к подворотне, стараясь держаться в тени.