Вика, однако, оставляла ее насмешки без внимания.

— Я пела, знаете, ту, мою любимую, про большое небо, ну, они все просто обалдели, если хотите знать правду, даю слово, там один был, на мой взгляд, самый интересный, так он даже на колени стал и руки мои целует, то одну руку, то другую…

— Здорово, — вздыхала Соня. — Мой Миша, сколько лет живем, ни разу мне руки не поцеловал, верите, ни одного раза, хотя бы в мизинчик клюнул, никогда…

— Молчи уж, — обрывала ее Клавдия Петровна. — Такого мужа, как у тебя, ищи не ищи, все равно не отыщешь…

— Я могла бы хоть сегодня выйти замуж за летчика-испытателя, — признавалась Вика, — но не хочу.

— Почему? — удивлялась Алевтина, и Соня тоже не переставала дивиться. Вот действительно странный человек: почему не хочет?

— Свобода дороже всего, — с важным видом изрекала Вика. — Пока что я сама себе хозяйка, что хочу, то делаю, куда хочу, туда иду…

— Это верно, — соглашалась Алевтина.

Соня говорила:

— Конечно, все так, но все-таки, если муж хороший…

— Да мне стоит только захотеть, у меня будет муж на все сто, — прерывала ее Вика. — Только захотеть надо — вот и все, что от меня требуется.

И Вика горделиво несла свое легкое тело, высоко подняв голову. И упивалась собственными немногословными рассказами о безумно интересной, зажигательной, яркой жизни, которая ожидала ее где-то там, за воротами больницы.

Но вот впервые Соня услышала от нее горькие, должно быть, выстраданные слова:

— Я — ничья. Ничейная.

Она встретилась взглядом с Викиными глазами, слегка испачканными тушью.

Вика вдруг громко, задорно рассмеялась. Соне ее смех показался деланным.

— А ты уже поверила и пожалела меня? — спросила Вика. — Пожалела? Говори правду!

— Да, пожалела, ну и что с того? — спросила Соня. — Я тебя очень хорошо понимаю…

Вика продолжала смеяться, но, внезапно оборвав свой смех, сказала почти зло:

— Да, уж ты понимаешь! Только тебе и понять меня, как же, держи карман шире…

Вика откинула назад густые темно-золотистые волосы, которыми она заслуженно гордилась, они и в самом деле были одним из немногих украшений ее невзрачной, ничем не выделяющейся внешности.

— Ты знаешь, что это такое, когда праздник и все кругом веселятся, а ты все одна и одна — и никого рядом? Знаешь? И идешь в кино, и все идут вдвоем, и все веселые, а ты берешь один билет и садишься в каком-нибудь там ряду и стараешься ни на кого не смотреть и не видеть, как какая-нибудь мымра сидит со своим законным и на всех смотрит свысока: еще бы, у нее муж, защитник, заботник, как же иначе? Знаешь, когда летом все на пляже смеются, и плавают, и брызгаются водой, а ты лежишь одна в красивом купальнике и понимаешь, что ни ты, ни твой купальник никому не нужны, ни одному человеку на свете! Ни-ко-му!

Вика прижала обе руки к горлу, словно у нее не хватило дыхания, губы ее дрожали, хорошо выщипанные брови сошлись на переносице.

И вдруг — Соня не смогла скрыть своего удивления — полная перемена декорации. Вика снова засмеялась, откинув голову, блестя зубами.

— Смотри-ка, а ты уже и вправду поверила? Вот чудак человек, честное слово! Тебя обмануть ничего не стоит. Неужели, думаешь, так оно все и есть? Да ты что?

Вика смеялась все громче, все заразительней, прохожие на улице оглядывались на нее, кто-то в ответ тоже засмеялся.

— Ну ты даешь, — усмехнулась Соня.

— Вот именно.

Вика глубже сунула руки в карманы плаща.

— Да ты что, дитя мое? Да у меня столько поклонников, что я никогда, наверно, не разберусь со всеми ими. С утра в выходной как начинает звонить телефон, так и не может остановиться до самого вечера, и все наперебой приглашают кто куда, мне остается только выбирать, куда бы пойти, и, поверь, чуть ли не каждый предлагает — будьте моей женой, чуть ли не каждый, но я ни в какую, очень надо закабалять себя, верно?

Глаза ее горели, щеки разрумянились. Она казалась одержимой одним, сжигавшим ее желанием — доказать свою удачливость, свою значимость, свой непроходящий успех у мужчин, успех, которым она подчас, по ее словам, тяготилась, но не могла начисто оттолкнуть от себя.

И Соня поверила ей и улыбалась, слушая Вику, рассказывавшую о своей интересной, захватывающей, яркой жизни, об интересных людях, окружавших ее, добивавшихся ее внимания, ее любви…

И только в вагоне метро, уже расставшись с Викой, им было в разные стороны — одной в Орехово-Борисово, другой в Сокольники, — Соня подумала, что она не знает номер телефона Вики, и вообще, кажется, никому в отделении этот номер не известен, как неизвестно вообще, имеется ли у Вики телефон и как она живет, как проводит время на самом деле…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В этот день Зоя Ярославна проводила занятия со студентами.

В белом, идеально выглаженном халате, в ушах длинные, обсыпанные бирюзой старинные, бабушкино наследство, сережки, она казалась ярче, привлекательней.

Утром, уходя на работу, глянула в зеркало, неожиданно понравилась самой себе, хотя и похудела, и побледнела, но лицо, как ни странно, кажется более свежим, молодым, а новая прическа — гладко причесанные, туго стянутые в узел на затылке волосы — бесспорно шла ей.