Вот ведь беда: Тунгуса зацепила шальная пуля, а он пёр как танк и продолжал минировать. Когда же ноги стали заплетаться и он упал, то потребовал чтоб я его оставил, а сам уходил. Вот дурак… Десант своих не бросает! Лучше сдохнуть!

Кое-как перебинтовав рану под правой лопаткой, взвалил снайпера на себя и пошёл. А он всё скулил и требовал его оставить, мол, он врага задержит. Ну что за идиотизм? Какой враг? В том лабиринте проволоки, который мы оставили позади, сам чёрт ногу сломит. А ведь там, не только проволока, но есть и проволока с гранатами, так что, хрен они нас догонят…

Я пёр вперёд, твердя как заклинание:

– Скоро придём, держись, брат. Ребята нас не бросят, а там больничка, тебя подлатают, медальку какую-нибудь дадут. Будешь сестричкам хвастать, главное держись, брат.

Не знаю, сколько я прошёл со своим грузом? Ребята потом чего-то прикидывали и решили, что не менее трёх километров. После того, как по бандитам отработали «летуны», тем, кто выжил, было не до нас. Наши парни закинули журналюг в вертушки и ломанулись за нами. То, что мы не разминулись, было маленьким чудом.

Нас нашли через два часа. Сняли с меня тело, да тело, ибо Тунгус был мёртв. Мёртв давно, и нёс я, и разговаривал – уже с неживым человеком. Я выл, бил кулаками землю:

– Я должен был успеть, должен… – я ненавидел себя: за то, что слабак, за то, что еле переставлял ноги, за то, что падал.

– Егор, ты не мог успеть! Даже, если бы его сразу погрузили в вертушку – не довезли бы. Без вариантов. Насмотрелся я, – Рогожин тяжело вздохнул, присаживаясь на землю рядом со мной. – Если сразу на операционный стол, тогда да, а так без вариантов.

– Командир, а как его звали? – какое-то спокойствие напало на меня. Всё! Кончилась истерика.

– В смысле? – на его лице было удивление.

– Ну, Тунгус – это ведь не имя. А, по-другому, как то и не знаем.

– Антон, его звали Антон.

Потом было возвращение на базу. Я угодил в госпиталь, на неделю, оказывается, был ранен – в руку. По касательной, почти царапина, но эскулапы залютовали и заперли меня. Подозреваю, не обошлось без отцов командиров, да и верно, крыша у меня подтекала конкретно, ещё завалил бы какого – «бородатого». А так хоть успокоился немного. Но вот жалость во мне умерла. Совсем.

Забирая меня от эскулапов на стареньком, видавшим виды уазике, старший лейтенант Рогожин пытался выяснить моё душевное состояние:

– Как себя чувствуешь, Егор? – рулит, время от времени, посматривая на меня.

– Да нормально, товарищ старший лейтенант! – вздыхаю. – Я сразу себя чувствовал нормально. Рана-то тьфу, кусок кожи содрало!

– С мясом, Егор, с мясом!

– Ой, да сколько там этого мяса-то было? – и тут решаюсь. – Это ведь вы меня в больницу законопатили?

– Так, сержант, что за базары? Ты был ранен, вот и лечился!..

– Товарищ старший лейтенант, ну что вы меня за дурака-то держите? Что я не понимаю… Вы боялись, что я кого-нибудь шлёпну?

Молчит, смотрит на дорогу, потом повернувшись ко мне говорит:

– А ты уверен, что не стрельнул бы какого-нибудь, – крутит в воздухе пальцем, – скажем так «не русского».

Вздыхаю и, отвернувшись к окну, признаюсь:

– Нет, не уверен! Когда Тунгус погиб… я, наверное, не сдержался бы. Увидел бы какую-нибудь бородатую харю… или пристрелил бы, или зарезал…

– Вот! А ты говоришь! – и потеплевшим голосом. – Я понимаю тебя… но ты солдат, Егор… и дай бог, чтоб это была последняя потеря! Но надеяться на это не стоит… Знаешь, сколько у меня было таких потерь? Только я командир и не могу раскисать, потому что, на мне ответственность за тех, кто жив! – молчит, смотрит на дорогу и молчит, думая о своём.

– Говорят… потом привыкаешь, становишься равнодушней?

– Нет! Каждый раз как в первый… Каждого помню… – лицо командира меняется и из уголка глаза бежит слеза. – Нельзя привыкнуть к смерти… своих ребят! Может, это про врагов сказано? Тут заморачиваться не надо… Сделал работу и пошёл себе дальше…

Сморгнув слезу, какое-то время молчит:

– Ты как? Не пристрелишь кого-нибудь? – с надеждой смотрит на меня.

– Всё нормально, командир, не подведу… Переболел, смирился, теперь не кинусь… Но и жалости во мне не осталось… Я не подведу! – и, помолчав, добавляю: – На мне ведь ответственность за ребят, что живы…

Рогожин улыбается:

– А как парни тебя ждут! Барана у местных выменяли, шашлык маринуют… Помнишь коньяк, который вы с Тунгусом спёрли у начштаба?

– Помню! – непроизвольно губы расползаются в улыбке. – Мы тогда решили вам свою крутость показать! Ну, Тунгус и предложил…