Кинг Стивен
Шрифт:
– Не получу. Все будет нормально.
Стрелок кивнул.
– Мы идем в горы, да?
Стрелок кивнул.
– Да.
Они вышли из конюшни на неизменный гнетущий солнцепек. Джейк, достававший головой стрелку до локтя, шагал справа и чуть впереди; замотанные сыромятными шнурками концы бурдюка с водой свисали чуть ли не ниже колен. Два других бурдюка стрелок крест-накрест забросил за плечи, а подмышкой нес увязанную в попону провизию, придерживая сверток левой рукой.
Они вышли из дальних ворот постоялого двора и вновь отыскали расплывшиеся, затертые колеи почтовой дороги. Спустя, возможно, четверть часа Джейк повернулся и помахал домам. На исполинских просторах пустыни оба строения словно бы съежились.
– До свиданья!– крикнул Джейк.– До свиданья!
Они пустились в путь. Почтовый тракт поднялся на застывший продолговатый песчаный пригорок, и когда стрелок огляделся, то не увидел постоялого двора. Вокруг опять была пустыня, и только она.
С тех пор, как они покинули постоялый двор, прошло три дня, и очертания гор стали обманчиво четкими. Уже можно было разглядеть, как поднимается, превращаясь в предгорье, пустыня, и первые голые склоны, и прорывавшуюся в угрюмом торжестве эрозии сквозь верхний слой почвы каменистую коренную породу. Еще дальше вновь начинался короткий отлогий спуск, и стрелок впервые за много месяцев, а может быть, и лет увидел зелень - настоящую живую зелень. Трава, карликовые ели, возможно, даже ивы - все они питались сбегавшими с дальних склонов талыми водами. Далее во владение вновь вступали камни, во всем своем циклопическом великолепии россыпью взбиравшиеся к ослепительным снежным шапкам. Поодаль, слева, открывалась дорога к вздымавшимся на дальнем краю огромной расселины изъеденным солнцем и ветрами меньшим утесам из песчаника, столовым горам и сопкам. Этот овраг почти беспрерывно скрывала от глаз пелена дождей. По вечерам, перед тем, как уснуть, Джейк непременно проводил пару минут, завороженно наблюдая, как в ясном, прозрачном вечернем воздухе фехтуют пугающие слепящие молнии, белые и лиловые.
Мальчик оказался хорошим ходоком. Он не только был выносливым и упорным, но, более того, словно бы сопротивлялся изнурению, обнаруживая запасы спокойной, натренированной воли, чему стрелок полностью отдавал должное. Он мало говорил и не задавал вопросов, даже о челюсти, которую стрелок без конца вертел в руках во время вечернего перекура. Стрелок уловил, что его общество чрезвычайно льстит мальчику, возможно, даже приводит парнишку в восторг, и встревожился. Мальчугана поставили у него на дороге (пока ты путешествуешь с мальчиком, человек в черном путешествует с твоей душой в кармане), и тот факт, что задерживаться из-за Джейка не приходилось, лишь обнаруживал новые зловещие возможности.
Через одинаковые промежутки им попадались оставленные человеком в черном кострища правильной формы, и стрелку казалось, что теперь они намного свежее. На третью ночь он уверился, что где-то на первом взбухшем склоне предгорья видит далекую искру очередного бивачного костра.
На четвертый день пути, около двух часов, Джейк зашатался и чуть не упал.
– Сядь, - сказал стрелок.
– Нет, я в порядке.
– Садись.
Мальчик послушно сел. Стрелок присел рядом, так, чтобы Джейк оказался в его тени.
– Пей.
– Я же не должен, пока...
– Пей.
Мальчик отпил - три глотка. Намочив хвостик чепрака, который был уже не таким тяжелым, стрелок приложил влажную ткань к горячечно-сухим запястьям и воспаленному лбу Джейка.
– Отныне мы каждый день в это время будем делать привал. На пятнадцать минут. Спать хочешь?
– Нет.– Мальчик пристыженно посмотрел на него. Стрелок ответил ласковым взглядом, рассеянно вытащил из патронташа пулю и принялся перекатывать ее между пальцами. Мальчик зачарованно следил за ней.
– Ловко, - сказал он.
Стрелок кивнул.
– Ну так.– Он замолчал.– Я рассказывал, что, когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, я жил в большом городе, обнесенном стеной?
Мальчик сонно помотал головой.
– Ну да. И был там один злодей...
– Священник?
– Нет, - сказал стрелок, - но теперь я думаю, что между ними существует какая-то связь. Возможно даже, они сводные братья. Мартен был колдуном... как Мерлин. А что, Джейк, там, откуда ты попал сюда, рассказывают про Мерлина?
– Про Мерлина, и про Артура, и про рыцарей Круглого стола, - сонно проговорил Джейк.
Стрелка так и передернуло.
– Да, - сказал он.– Я был очень молод...
Но мальчик спал - сидя, аккуратно сложив руки на коленях.
– Когда я щелкну пальцами, ты проснешься. Ты почувствуешь себя отдохнувшим и посвежевшим. Понимаешь?
– Да.
– Ну, тогда ложись.
Вынув из кисета табак и бумагу, стрелок свернул папиросу. Чего-то не хватало. С присущим ему усердием и тщательностью он стал искать и обнаружил пропажу. Не хватало раздражающего ощущения спешки, чувства, что в любой момент можешь отстать, что след затеряется и останется лишь обрывок шнура. Теперь все это прошло. Стрелок постепенно убеждался в том, что человек в черном хочет, чтобы его догнали.
Что же последует дальше?
Вопрос был слишком туманным, чтобы заинтересовать стрелка. Вот у Катберта он вызвал бы интерес, и весьма живой, но Катберт погиб, а сам стрелок мог идти вперед лишь известным ему путем.
Он курил, смотрел на мальчика и снова вернулся мыслями к Катберту, который вечно смеялся - он и на смерть пошел, смеясь, - и к Корту, который не смеялся никогда, и к Мартену, который иногда улыбался - слабой, неприятной немой улыбкой, в которой крылось некое тревожащее мерцание... так глаз медленно раскрывается в темноте, обнаруживая под веками кровь. И, конечно же, был еще сокол. Сокола звали Давид - в честь легендарного юноши с пращой. Стрелок был совершенно уверен, что Давид не знал ничего, кроме жажды убивать, рвать, раздирать, жажды наводить ужас. Как и сам стрелок. Давид не был дилетантом - он играл центральным нападающим.