– И какой вывод? – не поняла сестра-рентген.

– Эх, вы, темнота! – махнул рукой дядя Аркадий. – Вывод на поверхности! Западникам надоел шах, особенно, когда он стал с нами заигрывать и с соцлагерем вообще. Внутри страны начал либеральничать, землю мулл крестьянам раздал, а Западу, наоборот, стал показывать свою независимость. На двух стульях хотел усидеть, а в итоге ни на одном не усидел. Империалисты воспользовались ненавистью к нему мулл, дали им денег и водрузили вместо него Хомейнишку.

– Ух ты! – восхитился доктор-попа. – Прямо лекция по международному положению, не хуже, чем у Владимира Семеновича! «Я б засосал стакан и в Тегеран!»

– «А мне бы взять Коран и в Тегеран!» – поправила его тетя Нонна.

– Ой, ну и про Ленина говорили, что его немцы профинансировали, – усомнилась доктор-кожа. – Ерунда это все! Хомейни ваш просто больной фанатик! Все ж слушали кассеты, где он подробно расписывает, как в туалет надо ходить! Нормальный человек такое будет делать, а? У нас вон даже доктор-попа пациентам так предметно не рассказывает!

– Это не он сам на туалете помешан, а так положено, – поправил ее мой папа. – Он крупный теолог, то есть «марджа» – пример для подражания. А мардже положено писать целые трактаты на все случаи жизни, от гигиены до экономики. Большинство таких теологов разъясняют бытовые мелочи, потому что это проще, но Хомейни больше говорит о политике и мироустройстве. Про гигиену он, наверное, в молодости написал, пока совершал духовную карьеру. Дань традиции.

– Они что, сами не знают, как вести себя в повседневных ситуациях, шииты эти?! – удивилась доктор-псих.

– В шиитском исламе правоверные толкуют Коран так, как разъяснит им уважаемый ими марджа. Так людям легче понимать религиозные правила и следовать им.

– Интересно, а как с женой спать им тоже этот хаджа-марджа указывает? – захихикала сестра-клизма.

– Ну, ты прямо в точку, Валя! – засмеялся мой папа. – Ты не правоверная ли часом?! Существует много руководств для мусульман по интимной жизни. У некоторых марджей прямо энциклопедия секса, впору от детей прятать!

– Ну и чем один другого лучше? – пожала плечами доктор-аптека. – Шах порнографию поощрял, а это тоже своего рода руководство по сексу. У аятоллы, выходит, все то же самое, только без картинок. Одно умничанье.

– Ну, как мы видим, иранский народ решил, что аятолла все же лучше, – улыбнулся папа. – Все-таки в Иране всего 20% так называемого среднего класса, обеспеченной интеллигенции. Остальные – крестьяне, люди верующие и из поколения в поколения приверженные традициям. А шах стал напирать на доисламское прошлое Ирана, чем дал муллам повод начать агитировать народ против себя. Началось все еще в 1971-м, когда шахская семья закатила в Персеполисе масштабное празднование 2500-й годовщины существования «великой зороастрийской Персии», выкинув кучу денег из казны на показуху. Гости съехались со всего мира, а про исламское настоящее страны – ни слова. Это задело мулл. Как и то, как верно подметил Аркадий, что шах отнял земли у церкви и бесплатно раздал их крестьянам. А у духовенства было очень много земли. Оно было третьим по богатству после шахской семьи и потомственных землевладельцев.

– Эх, и все равно жили они красиво, ничего не скажешь! – махнула рукой на кинозал принцессы Ашраф сестра-клизма.

Я была с ней полностью согласна.

Покидая дворец Ашраф, я думала, что быть сестрой шаха, пожалуй, даже лучше, чем шахиней. Все-таки на жене правителя много ответственности, а его сестра может с удовольствием проводить время в самых красивых местах мира, посвящать себя искусству и развлечениям, а к правящему страной брату иногда заезжать в гости и получать от него царские подарки. Я хоть и была честным октябренком, но тоже, как иранцы, любила все красивое – женщин, дворцы, наряды и красивую жизнь, как ее изображал французский журнал La Maison, который выписывало наше посольство.

* * *

22 мая к вечеру мои родители нарядились и уехали на посольский прием, а я оказалась предоставлена сама себе. Как назло, все четверо моих приятелей одновременно заболели. А мама строго-настрого запретила мне их навещать, потому что у меня нет ни одной прививки.

Как это ни странно, но на том, чтобы мне не делали прививки, обязательные для всех советских детей, настояла семья медиков, из которой происходила моя мама. Изначально поводом был детский диатез, якобы влекущий за собой повышенную чувствительность к вводившимся при прививках препаратам. Но даже когда диатез прошел, освобождение от прививок осталось. В школе мне все завидовали, а сама я радовалась – кому охота идти на укол?

В результате на свои девять лет я не перенесла ни единой детской болезни, в то время как мои ровесники уже благополучно переболели всякими ветрянками-скарлатинами-коклюшами-краснухами и прочими инфекционными заболеваниями, которыми болеют раз в жизни, и больше их не боялись. Меня же каждый раз, когда в детском коллективе вспыхивала эпидемия, запирали дома. Притом, что сама я была совершенно здорова.

В Москве против этой странной ситуации я ничего не имела: поди плохо не ходить в школу, при этом не лежа в кровати с температурой. Но в Тегеране мамины «прививочные странности» доставили мне немало хлопот.