Его следующие слова утонули в одобрительном шуме. Толстяк, все так же добродушно улыбаясь и кивая, дождался тишины и заговорил снова:

— Его Величество справедлив, милостив и могуществен. Он содержит постоянную армию и не хочет отрывать мирных поселян от земли. Каждый пусть занимается своим делом, так?

— Точно так, сэр! — выкрикнул кто-то. — Да благословит короля небо, сэр!

— Конечно, конечно, — сказал шериф. — Однако вы должны понять, добрые люди, что Его Величество одной рукой дарует милость, а другой, если нужно, и наказывает. По мере освобождения Лостада, Мида, да и вашего Карлейна, часто — слишком часто — оказывалось, что живя под гнетом гоблинов местные жители и не помышляли о сопротивлении захватчикам. Были немногие, кто уходили в леса и на болота, сжигали свои дома, чтобы они не достались гоблинам, травили колодцы, сбивались в отряды и храбро сражались с чудовищами с севера. Но гораздо больше было тех, кто трусливо покорялся гоблинам и даже не думал о том, чтобы дать им отпор…

— Так это… сэр… господин шериф, — растерянно проговорил Кензи, снова выйдя вперед. — Вы же сами сказали, пусть каждый своим делом занимается. У нас тут народ мирный, а гоблинов вы, наверное, сами видели, громилы громилами. Голыми руками тебе шею свернут, и пикнуть не успеешь. Финн, паренек из наших, попробовал на их главного с ножом бросится, только без толку, сгинул зря и все.

Шериф грустно покачал головой.

— То-то и плохо, отец, что он один бросился. А навалились бы вы всей деревней — глядишь, и вышел бы толк. Но это полбеды. Во многих местах люди не только не отваживались дать захватчикам отпор, но и прислуживали им. Пасли их скот, выращивали для них эти мерзкие клубни. Вот это хуже всего. Но я надеюсь, у вас в Вересковицах до такого не опустились, так ведь?

— А что делать, господин шериф? — раздался женский голос — Мартин не разобрал, чей именно. — Кензи верно сказал, мы драться особо не умеем, а эти вон какие здоровые, и все с оружием. Прикажут — и свиней их пасти станешь, и вереск выполешь, чтобы для земляного хлеба место расчистить. Прикажут прыгать — станешь прыгать, только спросишь сначала, как высоко.

— Замолчи, дура! — испуганно одернули его.

— Сама замолчи! Что, я неправду говорю? Все вокруг деревни клубнями этими засажено, господа из Венардии все равно увидели бы…

Толстяк шериф, казалось, искренне огорчился.

— Что ж, очень жаль, очень жаль, — вздохнул он. — Право же, вы кажетесь мне славными малыми, но закон есть закон. Его Величество повелел наказывать тех, кто вместо того, чтобы по мере своих сил сопротивляться гоблинам, покорялся и прислуживал им. Итак…

У Мартина екнуло в груди. Ну что за невезение такое! Только избавились от одних чужаков — на голову свалились другие и тут же рвутся наказывать за что-то! А вдруг этот тип просто прикажет солдатам перебить всех прямо здесь, во дворе замка? Ну нет, этого еще не хватало! Он… он выйдет и скажет, что пас гоблинское стадо один, с самого начала один — пусть его и наказывают. Может, высекут или отрубят пальцы, или еще что-нибудь в этом роде, но не убьют же. Не станут они убивать ребенка. Наверное не станут.

Мартин сделал шаг вперед, еще один…

— Куда? — прошипел отец, схватив его за плечо.

— Вы, жители деревни Вересковицы, проявили малодушие и трусость и разгневали этим небо! — объявил шериф. Его тон немного изменился — сейчас он будто повторял по памяти что-то, что говорил уже много раз. — Посему наказание ваше таково — вы служили мерзким гоблинам, что захватили вашу землю, но вдвое усерднее будете служить освободившим вас воинам Венардии. Отряд из пятнадцати человек помещается на постой в этом замке, чтобы блюсти закон и в случае необходимости защищать вас, ваша же обязанность — кормить наших доблестных воинов, обеспечивать всем необходимым и все, что они прикажут вам, исполнять в точности и незамедлительно!

Он перевел дух и снова улыбнулся.

— Ну вот, не так все страшно, так ведь? Король строг, но справедлив. Хорошо, а теперь давайте-ка подходите по одному, я запишу ваши имена и приму присягу Его Величеству Карлу…

«Да при гоблинах и то лучше было».

Эти слова Мартин слышал часто — в полях, на единственной деревенской улочке, и дома, в разговорах родителей. Ворчать и шептаться начали почти сразу же — когда спустя несколько дней после того, как венардийский отряд обосновался в Мшанах, солдаты отобрали у жителей Вересковиц всех овец.

— Тут в округе, может, гоблины недобитые шляются, — покручивая вежду пальцами длинный ус, объяснил их командир, здоровый мужик, который повелел величать себя капитаном Венделлом. — Вы что, хотите однажды проснуться и вместо овец найти только кости обглоданные? А нам потом от господина шерифа нагоняй, мы ж за вашу дыру в ответе. Нет, пускай животинка у нас под боком будет — целее останется.

— Капитан, сэр, а вот молоко и все прочее, с этим-то что? — робко возразил тогда Кензи, который и вправду взял на себя обязанности чего-то вроде старосты. — Пока гоблины у нас стояли, все забирали себе, а теперь…

Венардиец ухмыльнулся.

— Ну, значит вы привыкли уже, не пропадете. А мы с ребятами кровь проливали, чтобы вас освободить, что мы, молока свежего не заслужили? Кроме того, дед, ваша деревня вообще проштрафилась — помнишь, что господин шериф говорил? Вот и считайте это наказанием. И небо благодарите, что легко отделались.

Обступившие их солдаты дружно заржали, и Кензи, сгорбившись, ушел ни с чем.

Дальше — больше. Венардийцы позволили расчистить немного земли от гоблинских клубней и разбить на ней огороды, но потом объявили, что все, что взойдет на них, следует сдавать в замок.