— Не тряси, — очень тихо, умирающим голосом прошептал сын, продолжая свою игру. — Голова…

— Жив! Жив чертяка! — обняв сына воскликнул царь и прижал его.

Алексей открыл глаза.

Вяло так.

Отметив, что у царя на глазах аж слезы выступили. Перепугался. И вообще, его лицо выражало совсем не те эмоции, с которыми он к нему ворвался.

— Не пойму я тебя… — тихо прошептал сын. — То бьешь, то обнимаешь.

— Ты почто Гагарина сжег?! — вновь посмурнел царь. Хотя былой ярости уже не было.

— Так ты сам разрешил.

— Я?! — удивился царь и невольно выпустил сына, которого нес к дивану. От чего Алексей грохнулся всей худощавой тушей на паркет. — Ой! — воскликнул Петр и вновь подхватив сына отнес на диван. — Когда я тебе такое разрешал?

— Сказал же действовать на свое усмотрение для предотвращения заговора.

— И как это связано?

— Продолжая разработку этого дела я выяснил, что у заговорщиков не было явного лидера. Как и единства. Более того — большая часть их в заговоре состояла просто потому, что это модно. Вот я и решил избавить их от пустых надежд, приказав убить Шуйских.

— Да уж наслышан. Что, нельзя это было сделать как-то тише?

— Ну извини. У меня нет опытных венецианских убийц. А тут пришлось действовать на территории другого государства. Впервые. Без вдумчивой подготовки. Было только два пути. Либо отправлять военный отряд для организации «разбойного нападения», либо вот так — травить. Грубым образом. Там тонко не сработать было.

— Ладно. А Гагарин тут при чем?

— Он решил тебя наказать. И убить человека, без которого вскрыть его или обезвредить не представлялось возможным.

— Эту бабу?

— Эта баба для России сделал больше, чем весь род Гагариных. — возразил все тем же вялым голосом Алексей. — К тому же, он поднял руку на того, кто тебе верно служит. Сам вор и заговорщик. А туда же.

— Что вор не известно.

— Я смог подтвердить хищение им по меньше мере трехсот тысяч рублей. Старыми рублями. Хотя копать особо и не копал. Так — на поверхности собрал. Сколько он всего украл даже представить сложно. Кстати, надо бы поискать, где он это все хранил. И конфисковать.

Петр нахмурился, но возражать не стал.

— Он обворовывал тебя. По-крупному. Пользовал как дешевую девку. Да еще и на верных тебе людей руку посмел поднять. Так что требовалось его наказать так, чтобы все остальные все поняли.

— И ты его спалил… мда… а по-другому было нельзя?

— Можно было. По закону он подлежал четвертованию или колесованию. Хотя я бы его на кол посадил. Но мне бы Федор Юрьевич такое провернуть не дал, а ты бы его помиловал, когда вернулся бы из похода. Давая понять остальным, что можно и дальше играть в свои игры.

— Почему это помиловал? — возмутился отец.

— Сколько идет расследование его преступлений? Семь лет? Случайно это? Или тебе не хочется обострять? Я защищал тебя и твою власть. Эти твари бы ни тебя, ни меня не пощадили бы. Под нож пустили бы. Понимаешь? Они нас хотел всех извести! А ты кулаком… криком… да еще и родного сына…

Царевич махнул рукой и отвернулся, повернувшись всем телом к спинке дивана.

— Извини, — с трудом выдавив из себя, произнес Петр очень тихим голосом.

Алексей не ответил

— Извини. — еще раз произнес царь, уже уверенным твердым голосом. И коснувшись плеча сына, добавил: — Я пришлю лекаря.

С чем и вышел.

Алексей же усмехнулся. И пользуясь обстоятельствами решил вздремнуть. Ему еще перед лекарем сотрясение мозга симулировать…

Часть 2

Глава 1 // Второе

— Как можно было догадаться потащить ребёнка в подпольное казино?!

— Я её хотел спасти от депрессии!

— Кулачными боями?

— Это бодрит!

Сериал «Кухня»

Глава 1

1703 год, март, 2. Новгород — Москва

Петр недолго был в Москве.

Справив Рождество опять отбыл к войскам. Сын, в общем-то неплохо справлялся со своими задачами. А ему требовалось быть там. На месте. Следить за приготовлениями. Чтобы ничего не упустить. Ибо было понятно — в будущую кампанию придет Карл.

Нормально и планомерно царь работать не умел. Просто в силу непоседливости характера, прекрасно понимая свой недостаток. А вот на местах все оживлять — очень даже. Чем он и занялся. Отчего в Новгороде и его окрестностях стоял «дым коромыслом».