Шрифт:
После чего с телефонами пошли в душ. Переоделись.
В лифте связь работала плохо, и Алекс всегда сбегал по лестнице пешком. Подумаешь, тринадцатый этаж. Я в это время разогревала еду.
Он заходил в одну и ту же кафешку, просил завтрак, кофе. Ставил телефон на подставку, втыкал наушники. Мы вместе ели, обсуждая дела, планы, знакомых. Уже более легкие, веселые, с секретом на двоих.
Эти дни были одними из любимых. Ну после общих каникул, разумеется. Дни, когда до дедлайна было далеко и мы уделяли время друг другу.
Алекс сам потом выглядел и чувствовал себя лучше, чем когда вкалывал в лаборатории без режима, ласки и нормального питания. Я помню, как он смеялся, рассказывая байки. Как болтал, отпивая кофе и жуя омлет. Жестикулируя. Живя на максимум. Все остальные люди... мужчины особенно, после него казались медленными и пресными.
Следующим утром мне такой огромный букетище принесли! И подарки. В записке было несколько слов: «Знаю, что все это хрень и не заменит тебе меня. Спасибо, что терпишь». Подпись: «Извращенец, блин».
Потом, чуть позже, я читала его когнитивный дневник. Алекс писал, что, увидев цветы от другого, почувствовал боль и страх, будто теряет меня. Но взял себя в руки. А когда увидел мои напуганные глаза, убедился, что я все еще с ним. И ощутил приток счастья.
***
— О чем ты хотел поговорить?
Мой голос звучит не так, как обычно, чуть выше будто бы. Наверное, это от нервов. Мы с Алексом идем по темной аллее по направлению к нужному дому. Веселье в самом разгаре, до нас доносятся хиты модного диджея, которые с каждым шагом становятся тише.
От Равского веет не то чтобы враждебностью. В воздухе неподвижно зависла непредсказуемость. Густая такая — двигаться сложно. Я все еще не представляю, чего от него ожидать.
— Отец хочет вернуться в страну. Причин несколько: маму навестить, поприсутствовать на приемке прототипа. И самое главное, познакомиться с Демьяном.
— Я поняла. Хорошо, без проблем. Ты из-за этого следил за нами с Русланом? — добавляю невинным голосом.
Уголки его губ слегка приподнимаются.
— В общем-то, да. Я решил, что он повел тебя в номер, хотел догнать и обсудить. Я уже уезжаю в город. В четыре утра самолет. Завтра и послезавтра меня не будет, можешь выдохнуть.
— Руслан хороший человек, тебе не стоит бояться, что он меня обидит. — Слежу за реакцией.
Алекс пожимает плечами.
— Да, мы уже познакомились на днях. Он общается с моим сыном больше, чем я, это было важно.
— О. Даже так.
— Речь сейчас не об этом. Я прекрасно осведомлен, Ива, что у тебя устоявшаяся жизнь и всё в ней хорошо. Так вышло, что в твоей счастливой истории я — агрессор и нарушитель порядка, но меня это волнует мало. Я все-таки хочу закончить начатую тему: мой отец — это не я, и даже не парни. У него отменное здоровье, но ему за семьдесят.
— Алекс, я не против, чтобы у Демьяна появился еще один дедушка. Дмитрия Андреевича я обожаю.
Он стреляет в меня глазами. Не верит. Сомневается, взвешивает.
— Ива, я просил отца повременить. Но он рвется. Поэтому я прошу теперь тебя, по-человечески, никаких больше подстав и козней. По крайней мере, в его сторону.
— Алекс...
— Абсолютно всё продумать нельзя, как бы я ни старался. Поэтому я прошу тебя как мать моего сына: если вы что-то мутите против «Солар», предупреди, я сдам его билет. Я не допущу, чтобы отец сел.
Поджимаю губы и нервно вздыхаю.
— Алла Теодоровна говорила, что с тобой будут дружить. Это правда. И Алекс... я никогда не просила устраивать на вас гонения. Я не знала. Думала, после развода ты просто перевез все производство в Сидней. Это было логично, потому что... Не знаю, мне в то время казалось логичным. Я вижу, ты мне не веришь, но я могу хоть тысячу раз повторить эти слова. Я знала, что ребенок тебе не нужен, но в глубине души ждала, что ты приедешь к сыну.
Не спорит. Молчит некоторое время. Потом произносит:
— Они знали о наработках моего отца. О наших проблемах с налогами и документацией. Забрали завод, лабораторию, код, который был. Наши уносили ноги.
— Я уже поняла, что виновата. Показала, где искать.
— Им дали сутки, чтобы уехать из страны, иначе бы завели дела. Я ездил вчера на завод, он просто стоит, разрушается. Никто ничего не производит. Какая-то пара станков пашет на отвали. Убогое зрелище, — выплевывает Алекс слова, в которых прорывается тщательно скрытая агрессия. — Такая вот колыбель «СоларЭнерджи». У меня на душе чувство... что я это место предал.