Кира сверкала с модной прической, красными губами, темным оттенком для глаз, ярком цвета крови платье и на высоких каблуках, поэтому она практически могла посмотреть Сергею в глаза.

Сергей же мрачный и сутулый сегодня, по лицу сказать – достаточно усталый, – выглядел несвойственно такой выразительной персоне, как Кира, которая горела жизнью, дышала новым дыханием и не собиралась чахнуть, как ее кавалер.

Сергей чувствовал что, что-то идет не так.

С одной стороны, он не хотел терять красивую Киру, которая затмевала своей красотой всех тех, с кем он когда-либо спал, кого он когда-либо любил и вообще встречал, с другой стороны – она запирала его словно в темной комнате, клетке, карцере, куда не попадает тот сладкий свет свободы.

Особенно сегодня! Что она выдала?! Не дала Сергею выпить?! Как это понимать?

Только по одному известному всем основанию Сергей решил уступить сегодня Кире и не выпил, только по одному – и Бог ведь есть – чертовому, нет, дьявольскому основанию.

Черт, она были дьяволиски красива, сногсшибательна и обезоруживающая.

Ее часть волос была убрана назад, другая часть закрывала половину лица. Одной рукой она держала свою позолоченную маленькую сумочку, где были кредитные карты, на которые она в последнее время скупилась покупать Сергею алкоголь, а ведь как все начиналось! Другой рукой она держала его за локоть – легко и свободно, так, как если бы было можно в любой момент времени его отпустить.

«СУКА!», – пронеслось в его голове. – «В общем, слушай меня внимательно, урод!», – раздался голос внутреннего Я. – «Если там будет что-либо выпить, ты понимаешь, что тебе нужно будет сделать?», – голос задавал вполне резонные вопросы.

«Видимо, да», – тупо отвечал сам себе Сергей.

Была ли возле дверей здания пресса?

Может быть, кто-то что-то и кого-то снимал, но Сергей особо не придал этому значения, поскольку чувствовал себя изрядно неуютно в компании сухих снобов, да к тому же с большими кошельками, ведь Сергей привык жить так, когда на следующем шагу обязательно ударят прямо в глаз.

Где-нибудь в центре Москвы, где он всю жизнь прожил, и где, в том числе развивались все самые главные события в его жизни, если, конечно, не считать окраин Москвы, где он бывал частым гостем…

Сергей опустил глаза, сутулился, пытался оставаться незамеченным, да и Кира шла впереди его, держа его за руку, как держит поводок своей послушной собачки – такой расклад Сергею совсем не нравился, и он только больше расстроился.

Только больше расстроился, что любовь не удалась.

Что чувства были не настоящими.

Что ощущения – лишь только отражение страсти.

Что она не принадлежит ему, а он не принадлежит ей, если только он не молчит.

О, Сергей, как и все остальные мужчины – жители этой Земли, – хотел какой-нибудь любви, хоть какой-нибудь, а вместо этого получил запрет худого, но изящного пальчика, который махал в знак того, что выпить нельзя.

Выпить – нельзя. Это суицид. Это уничтожение для Сергея.

Ничего хуже он придумать бы не смог. Даже вообразить. Он может не пить, если нет денег. Он может не курить, если нет денег. Он может, черт, не трахаться, если нет женщин. Но если деньги и возможности есть – и нельзя выпить, курить и поиметь кого-нибудь?! Как это следовало понимать, черт их всех возьми? Для него это была неслыханная дерзость, и сегодня он намеревался исправить такое удручающее обстоятельство.

Он просто хотел напиться до такой степени, чтобы проснулся исключительно к восьми часам или вообще прогулять работу, тем самым бы лишился ее, но где угодно, как угодно, главное напиться.

Отрешив его от бутылки, Кира открыла, сама не осознавая, ящик Пандоры.

Она поздоровалась с охранниками, Сергей же недовольно глянул на них, а также вызывающее на поединок, мол, дай мне пройти, иначе получишь в глаз, хотя сами охранники были намного выше и мускулистее самого Сергея, все же он не собирался уступать.

В любом случае, он не был слишком пьян, чтобы начать драку первым.

И в любом случае, он ненавидел все и всех – жизнь, работу, любовь, а теперь – в особенности Киру…

«Моя песня будет литься, сука, а ты иди к черту», – говорил про себя, пытаясь, наконец-то, отстраниться от нее и поискать где-нибудь в этом огромном зале бар.

Сергея и Киру окружали развешанные непонятными обычному обывателю картины, окружали люди в дорогих костюмах и очках, которые не предназначены для зрения.

Обходили официантки и официанты с подносами, на которых сверкали, в том числе бокалы, и которые Сергей, как только их заметил, сразу же приметил.

Широкий, поражающий размером, стеклянный потолок, с которого свисала роскошная люстра. Столики с премиум-закусками. Некоторые гости потеряли статус гостей и стали публикой у сцены, где четверо что-то тихо, но энергично играли. И где-то в конце, где-то в темноте этого невозможно большого зала горела табличка с заветными словами – БАР.

– Видишь, я же говорила, что все будет хорошо, а ты волновался, – тихо и бегло говорила она, повернув голову в сторону Сергея, но, не смотря на него, а здороваясь с гостями, пока что не прибегая к долгим приветствиям. – Просто следуй за мной и будь рядом, дома получишь свое! – заявила она.