Мчась за спиной капитана по дорогам Муромцево, нашел кучу новых доводов в пользу своего отношения к мотоциклам — вел Алексей Игоревич как заправский лихач, но, надо признать, доехали мы вовремя.

Лететь предлагалось на госпитальном самолете. Усадив меня среди стоек под капельницы, Краснова мотнула головой в сторону двери в другой салон:

— Как взлетим, приходи! — и скрылась за переборкой.

Капитана на борт не взяли:

— Я невыездной! — махнул он рукой, провожая меня до трапа.

Вспомнив, что Угорин до сих пор находится под следствием, возражать не стал, только с благодарностью кивнул.

Полет прошел нервно. Елена почти сразу после взлета укрылась прихваченным из стопки одеялом и задремала, Света сама не шла на контакт, а остальные пассажиры являлись врачами и судорожно пересчитывали свои запасы, переругиваясь в процессе. Сидеть у них в отсеке было особо негде, разве что на каталке расположиться, но, как суеверный человек, рассаживаться или разлеживаться на ней я опасался. Так и ушел в итоге на собственное место накручивать себя и паниковать.

Проснулся от болтовни вышедших в мой отсек втихаря покурить медработников, что, вообще-то, было строго запрещено. Как оказалось, мы уже почти час кружили над крохотным военным аэродромом под Ржевом, дожидаясь очереди на посадку. В первую очередь сажали борты с техникой и солдатами, возможности заштатной полосы заметно не дотягивали до свалившегося на нее потока. Снова прошел в основной салон и тихонько тронул Елену за плечо:

— А?!. Что?..

— Мы уже на месте. Нас не принимают, а уже семь часов.

— Семь?.. — потянувшись, Краснова заглянула в комм, — Семь! Сиди здесь! — зачем-то сказала она, вручив мне свое одеяло.

Открыв дверь к пилотам, женщина что-то начала им говорить, слова за гулом движков не разбирались, пока не прозвучало достаточно громко и четко:

—… Сокол на борту!

Волшебная фраза, видимо, сломала сложившийся порядок, потому что, вернувшись, сержант отправила меня обратно:

— Иди на место, идем на посадку,

На полосе нас уже ждал армейский джип, куда со всеми почестями сопроводили Светика с телохранительницей, ну, и меня заодно.

Как ни отдавали честь нашей машине (сержанту и фельдфебелю, между прочим, обалденные звания, и что же я от них отпихивался?!), ехать по запруженной дороге мы могли исключительно с общей скоростью. И ладно бы ехать, но заторы случались на каждом шагу, отнимая драгоценное время.

В пункт наблюдения я, опережая своих попутчиц, ворвался в 21:12.

Ровно на одну минуту позже выхода Отрепина, Перепелицина, Крижа и Субботиной.

До заката оставалось еще десять минут, я рвался остановить и заменить хоть кого-то из них! Хотя бы Зою-Зайку!

Поздно.

Ровно на одну минуту поздно.

Потом, анализируя записи, я пойму, кто и где ошибся, но сейчас…

Павел бился до последнего, он сопротивлялся даже с перебитой ногой, он показал весь класс! Я вряд ли когда-либо увижу фехтование круче, но Война был быстрее.

Зоя полегла сразу, не сумев увернуться от прыжка Чумы. Она просто растерялась.

Яков сумел тяжело ранить Глада, еще немного, и он бы его добил! Вмешался быстро освободившийся Чума. Двое на одного. Яшка прыгал, выжимая из девятки всё, недаром он был самым упертым!.. Ему не хватило каких-то сантиметров, всадники подловили его в конце прыжка.

Толик, которого так не любил Макс, после нелепой гибели Зайки забыл все на свете, потерял голову и… потерял голову. Раздор, с которым я толком не бился, оказался не менее опасным противником, чем Чума или Война.

Начавшаяся какафония стычки двух волн меня, казалось, не затронула.

Кто-то выталкивал меня из вмиг ставшего опасным наблюдательного пункта, кто-то орал в ухо… мне было всё равно.

Три парня и девчонка, которым я не стал другом (и не стремился, если честно), не стал наставником (не захотел напрягаться, плюнув на недоверие), не стал товарищем по поединку (одна минута!)

Твари рвались за периметр, нас, ошалевших баранов, тащили прочь под прикрытием взвода постоянно стреляющих бойцов, а я все оглядывался, не веря тому, что произошло на моих глазах.

Ребят порвали как котят, и это моя вина.

Больше никто так не погибнет.

Клянусь.

Мы с Максимом сидели на клочке неистоптанной травы, прислонившись спинами к стене штабной палатки. Всем было не до нас. Военные суетились вокруг своей техники, готовя ее к обратному путешествию. Аэродром пахал на вылет, первыми отправляли раненых и тела погибших, потом личный состав. Единственная дорога от карьера до ближайшей крупной трассы опять забилась транспортом.