Чтобы крепче привязать Маноэла к дому, Элза Суарес решила завести общего ребенка. Она считала, что, если у Гарринчи впервые появится сын (они не признавали мальчика, родившегося в 1959 году от шведской женщины в Стокгольме), он займется его воспитанием, попытается передать ему свое футбольное мастерство, отвлечется, перестанет метаться.

Однако появление в июле 1976 года Гарринчиньи не произвело ожидаемого впечатления на отца. Гарринча только что возвратился из штата Парана, где выступал за команду ветеранов, и снова запил, забыв обо всех клятвах, которые давал.

— Помню, — говорила Элза, — он пришел в родильный дом опухший от пьянства, с заплывшими глазами, угнетенный. Когда он впервые взял на руки сына, Элза поставила ему последнее условие: или сын, семья и конец выпивкам, или…

Он перебил ее, не дослушав конца фразы:

— Не могу я, Креола, одновременно любить сына и кашасу. Нет у меня сил, чтобы бросить пить.

Год спустя Элза Суарес обратилась в 14-й полицейский участок Рио-де-Жанейро на Копакабане с просьбой привлечь к судебной ответственности мужа. На ее лице были следы страшных побоев, из поврежденного носа сочилась кровь. В тот день исполнилось 15 лет их супружеской жизни.

Прошло еще немного времени. Гарринча получил предложение преподавать уроки футбола мальчикам в одном из пригородов Рио-де-Жанейро. Об этом его просили в секторе образования и спорта правительства штата.

После знакомства с ребятами, которые с любопытством смотрели на угрюмого преподавателя, Гарринча дал им несколько советов, прочел лекцию о вреде курения и нарушения спортивного режима, показал, как бить по мячу. Затем он дал несколько автографов ребятам. Его огорчило, что дети не выразили особой радости от общения с ним. Со стадиона он направился в пивную, где прямо из горлышка бутылки выпил кашасы. Он поставил на стойку почти пустую бутылку, обернулся к сидевшим за столиками и, не обращаясь ни к кому из них, сказал:

— Однажды Арати привел меня в клуб «Ботафого», когда я не имел ничего, даже собственной футбольной формы, и только хотел одного — играть. И вот сегодня, спустя 24 года, я снова ничего не имею. К тому же совершенно забыл, как нужно играть в футбол. Вот так, люди добрые.

К детям Гарринча не вернулся, хотя ему несколько раз звонили из префектуры. Он, очевидно, понял, что учить ребят футболу, который исповедовал сам, уже не сможет. Бразильцы к тому времени играли совсем в другой футбол.

«Универсо» стал последним клубом, с которым Гарринча заключил контракт…

Гарринча умер во сне. Все началось дома, на улице Эстампадорес, в районе Бангу. В 16.45 он был подобран бригадой «скорой помощи» и доставлен в клинику. Дежурный врач Эдевалдо Морено констатировал состояние комы от чрезмерной дозы алкоголя.

(Газета «У Глобу», Бразилия)

Его всегда тянуло в родной Пау-Гранде «постучать мячом» на знакомом, заросшем высокой сочной травой футбольном поле, снова окунуться в полузабытый мир своей юности.

Когда он появлялся в родном городке, мальчишки неизменно встречали его криками: «Это — Мане! Люди, это Мане!» И он, улыбаясь, как в годы минувшей славы, отвечал им:

— Ола [14] , люди добрые, как дела?

Он сидел в баре Доди на своем привычном месте у стены и откровенничал:

— Теперь всё, что я хочу, это иметь маленький домик в Пау-Гранде, поближе к лесу, где бы я мог укрыться от коварных и жадных импресарио. Я бы снова встречался с Алсидесом — моим первым визави на футбольном поле, который «держал» меня в матчах на Кубок Петрополиса, лакомился бы мороженым в лавочке дона Никанора, ходил бы ловить птичек на опушке леса. И, кто знает, может быть, у меня нашлось бы время и желание поучить ребятню настоящему футболу, раскрыть им некоторые секреты игры…

— Это, право, очень хорошая идея, — продолжал он на другой день, сидя на том же месте в том же заведении, — стать детским футбольным тренером. Кто знает, что я еще могу в жизни? Я бы совсем по-иному организовал тренировку. Покончил бы со сборами…

По мере того как плоская бутылка кашасы, стоявшая перед ним на столике, пустела, Гарринча терял ход своих рассуждений и засыпал, сидя на стуле. Сын Доди делал предостерегающие знаки каждому, кто входил в бар, просил клиентов не шуметь, чтобы не разбудить Гарринчу.

Осенью 1976 года он зачастил в Пау-Гранде. Приезжал один. Иногда он шел на стадион, ложился в высокую, пахнущую мятой траву и часами смотрел в бездонное, белое от зноя небо. Его замечали. Подходил сторож. Будто из-под земли появлялись дочерна загорелые мальчишки. Приносили мяч. Гарринча вставал, брал мяч в руки и делил ребят на две команды. Начиналась игра поперек поля. Гарринча всегда выступал за более слабых и искренне радовался, когда кто-нибудь из его команды или он сам забивал гол.

Потом он шел в бар Доди.