— Отелепатеть. А нельзя это сделать как-то по-тихому?

— Учитывая, кто ты? Нет, Александрин. Нельзя. Это удар по пятому дистрикту, это удар по мне. Это дело чести. Иначе каждый будет думать, словно имеет возможность не уважать международные соглашения, не подчиняться и нарушать запреты. Такое не прощают. Сейчас у тебя возьмут кровь на наличие в ней антидота к зарину, и я свяжусь со службой контроля и зачистки, чтобы проверили здание национального театра. Если яд все еще там — его нужно ликвидировать. Если нет — зафиксировать следы его присутствия. А тебе, дорогая, придется дать показания на суде. Ты к этому готова?

— Готова ли я наказать эту сца… эм… да. Готова. Очень готова.

У меня давно руки чесались поучить эту феточку манерам. А, если это можно сделать легально — вообще замечательно! Не нужна девятому дистрикту такая фетесса! Ни как невеста Сэймира, ни как ничья невеста. Не нужна и все тут!

Мы еще немного пообщались с отцом, а потом фетрой Сайонелл увел его куда-то, объяснив, что так нужно для его же безопасности. Я понимала, хотя хотелось побыть с ним подольше. Дольше чувствовать то самое ощущение, как в детстве: тепла, радости и спокойствия. Как же я могла ненавидеть его? Как только могла допустить мысль о том, что не нужна ему?

Я позвонила ребятам, узнать, как они себя чувствуют. Только обрели деда и сразу его потеряли, а теперь еще приходится скрывать, что папа жив. Мне не нравилось чувство вины, не нравилось скрытничать, но так было нужно…

— Эй, как вы? — слабо улыбнулась, глядя в грустные глаза ребят. Альби обнимала Пугало, который тоже почему-то грустил, пару раз тяжело вздохнул, а затем спрыгнул с колен сестренки и убежал куда-то.

— Хотели тебя о том же спросить.

— Фет Григорий доктор от Бога. Чувствую себя как новенькая!

Хотя, как оказалось, это так и есть. Я теперь процентов на тридцать Харви Хартман и только на семьдесят Ландрин Флер Аллевойская.

— Мы тоже… нормально, — вздохнула сестренка, бросив взгляд на брата. — Из-за поединка занятия и факультативы в школе отменили, а рейгверды довезли нас до дома и теперь не выпускают. Я хотела Пугало выгулять, но мне не дали…

— Потерпи, дорогая. Скоро все изменится. Обещаю, — на этот раз улыбнулась искренне. Жаль, что нельзя рассказать про отца. И… откуда рейгверды? — Тан…

— Вот только не начинай! Как ты могла его простить, а? На деньги повелась?

— Тан! — воскликнули мы с сестренкой.

— Да ну вас к аркху в зад, — выругался он и ушел, а Альби как всегда стала его оправдывать.

Это и хорошо. Мы семья, а значит должны стоять друг за друга, верить, любить и поддерживать. Даже когда невыносимо трудно, даже когда непередаваемо горько. В такие моменты — особенно. Терпение и прощение — вот основа семьи, вот женская доля и участь, ведь именно женщина, как всегда учила мама, держит семью. Именно она тот клей, что соединяет разные элементы в единый механизм.

На потухший экран я смотрела с горечью. Ни один ребенок не заслужил повзрослеть раньше времени, но судьба не выбирает. Кому-то она благоволит, отсыпая всех благ из золотой ложечки в тарелочку из костяного фарфора, а других засовывает туда, куда Тан нас послал, и даже без карты и фонарика. Видимо любопытно наблюдать, как мы оттуда выбираться будем. Но разве это жизнь? Блуждание во тьме без света и надежды?

Я стиснула зубы. Сейчас меня будто подвесили в воздухе и неизвестно, что произойдет в следующий миг. Возможно, головокружительный взлет, либо падение в кучу дерьма пустынных мертвоедов. Как бы то ни было, пора разгребать завалы и начать следует с разрушенных надежд. Балет. Фет Ронхарский…

На вызов он не ответил. На второй тоже. И даже на третий. Я написала тмс и, когда сидела в больничной столовой на сороковом этаже (Лоби заставила поесть) прислонившись спиной к стене, получила входящий вызов.

— Не понял. Ты сейчас должна быть в больничной койке, — с ходу начал он. А затем и вовсе припечатал меня неожиданным: — У нас постановка горит! Льюби пропала, дублерша у нее квелая, на репетиции с Сандрой уйдет время. Кто-то мне говорил об ответственности! Не вижу, Аллевойская. Не вижу! И где была твоя ответственность, когда ты на сцену с воспалением аппендицита полезла?

— Эм… Так… У меня дедушка умер.

Фет Ронхарский как-то сразу изменился и, сев на бархатное кресло, скомандовал:

— Перерыв десять минут.

Смотрел на меня. Долго так, с сочувствием, а когда стук пуантов по сцене затих, произнес негромко:

— Мне жаль, Ланни.

— Но я не теряю надежды его вернуть, — в ответ на удивление ответила сразу. — Долгая история. Я не очень поняла про Тильду…

— Она исчезла. Без предупреждения. Завтра выступление, а ее нет. На тмс не отвечает, на звонки тоже. Сколько тебе понадобится на реабилитацию?