Наконец мы вошли в школу и разошлись по классам. И опять со мной случилась история. Я пошла в класс, где я не значилась в списках. Учительница стала громко читать список, и, услышав свои имя и фамилию, каждый ребенок вставал и говорил: «Это я!». Я свою фамилию так и не услышала. После переклички я не подошла к учительнице и ничего ей не сказала. Я целых две недели ходила в чужой класс, пока в столовой не начались неприятности. В нашем классе постоянно кому-то не хватало порции. Мне даже в голову не приходило, что это я и есть тот лишний рот, который объедает сотоварищей.

Наша соседка по бараку работала в школьной столовой. Она пришла к бабушке и стала рассказывать ей историю, что в первом классе «А» творится непонятно что: кто-то то ли две порции съедает, то ли лишний ребенок в классе есть, и он не записан.

Соседка и бабушка вопросительно на меня посмотрели. Тетя Дуся, так звали соседку, спросила у меня:

– А в каком ты классе? В «А» или «Б»?

Я посмотрела на пожилых женщин и сказала, что еще не выясняла, в каком классе я учусь.

Тетя Дуся всплеснула руками:

– Так это ты и есть! Завтра придешь в столовую, подходи к столу самая последняя, поняла?

На следующий день, когда наступила большая перемена и наш класс отправился в столовую, я шла в хвосте колонны. Все быстро заняли свои места за столом. У всех были порции под носом, а я стояла насупившись, у меня порции не было. Я подошла к раздаточному окну, где стояла и смотрела на меня тетя Дуся. Тетя Дуся окликнула учительницу и сказала, что вот этот ребенок у вас брал лишнюю порцию. Учительница с удивлением на меня посмотрела и сказала, что видит меня первый раз!

Она ушла и привела другую учительницу. Та была высокая и полная, в голубом платье и со светлыми крашеными волосами, взбитыми в горку и по бокам закрепленными невидимками. Учительницы оживленно между собой беседовали.

Подойдя ко мне, учительница в голубом платье спросила:

– Как тебя зовут? Ах, Янина! А я-то думаю, почему ты в школу не ходишь: то ли заболела, то ли переехала… Ну, пойдем.

Тетя Дуся сделала знак рукой: мол, подождите. Она вспомнила, что я осталась без обеда, быстро наполнила и протянула мне тарелку с картофельным пюре и сосиской. Я кое-как съела эту сосиску – на душе было очень тягостно, и, самое главное, впереди маячила неизвестность.

Мария Ивановна привела меня в мой класс и сказала, что нашлась наша «потеряшка», сейчас будем делать перекличку.

Мария Ивановна стала громко называть наши имена и фамилии, дети вставали и говорили:

– Это я.

Мария Ивановна назвала меня. Девочка, сидевшая рядом со мной, начала толкать меня локтем в бок. Мария Ивановна повернулась ко мне:

– Янина, почему ты не встаешь?

Я встала. Мария Ивановна прочитала мне лекцию, как надо себя вести, если учишься в коллективе. Я поняла только, что учительница меня сразу невзлюбила и вряд ли я буду учиться дальше в этом классе. Училась я через пень-колоду, как говорят. Единственным предметом, который мне удавался, было чтение букваря и разыгрывание сценок на уроках.

Прописи я тоже любила, но почерк у меня был ужасный: буквы то толпились на строчке, то растягивались на ней неестественным образом. Я не умела рассчитать строку.

Уроки математики стали для меня настоящим ужасом. Я не умела ни сложить, ни вычесть, не говоря уже о более сложных вещах. Мария Ивановна вела у нас все уроки, как положено в начальных классах. В наши тетрадки она при проверке вкладывала звездочки и флажки, вырезанные из красного картона. Звездочка = 5, флажок = 4. У меня же в тетради не было ни того, ни другого. Помню, как я с тоской смотрела на детей, которые размахивали этими флажками и звездочками над головой, пока Мария Ивановна ставила оценки в журнал.

Я начала ощущать недостаток внимания к себе со стороны детей и взрослых. Думаю, что поэтому начала врать. Чтобы как-то справиться с математикой, я просила помочь мне бабушкиных девчонок, которые снимали у нее угол. Они учились то ли в ПТУ, то ли в техникуме. Я переписывала примеры из учебника и наугад писала ответы. А потом давала девчонкам на проверку. Девчонкам было все равно, что я математику не знаю. Они писали мне правильные ответы, и я их переписывала в тетрадь. Так я справлялась с домашними заданиями по математике.

В школе было хуже. Особенно на проверочных работах. Я сидела на последней парте с забиякой Олежкой. В первых рядах сидели успевающие ученики и отличники. Мы с Олежкой не относились ни к тем, ни к другим. Когда же приходилось решать примеры, Олежка своей вечно расцарапанной ладошкой прикрывал тетрадь, чтобы я не подглядывала. Мне это было особенно обидно.

На переменке мальчишки разглядывали коллекцию почтовых марок, и я брякнула, что у меня есть немецкие марки. Парни пристали:

– Принеси посмотреть.