Мой отец часто ругал меня за чтение. Электричества у нас не было. Уроки делали при свете керосиновой лампы. Читала я тоже при свете этой лампы. То ли отцу было жалко керосина, то ли он действительно таким образом заботился о моем здоровье, но он многократно заявлял: если еще раз увидит меня с книгой, то все книги отправятся в печь. Ну прямо Фамусов заговорил в моем отце! Когда же бывал навеселе, он постоянно цитировал фразу из повести Н. В. Гоголя «Тарас Бульба»:

– Я тебя породил, я тебя и убью.

Произведения Н. В. Гоголя я тоже читала с удовольствием, но волею судеб знакомство моего отца с этим классиком русской литературы едва не стоило мне жизни. Зная нелюбовь отца к чтению, я стала находить укромные уголки, где меня никто не потревожит. И вот однажды отец, обыскавшись меня, взял зачем-то ружье и вышел во двор. Он стал кричать и звать меня.

Выглянув из своего укромного местечка, с крыши сеновала, я увидела отца с ружьем. При этом он цитировал Тараса Бульбу:

– Я тебя породил, я тебя и убью.

Вроде как сам себе он все это говорил, но я поняла, что если я себя обнаружу, то мой отец в образе Тараса Бульбы сделает то, что он хочет сделать, – убьет меня из ружья. Наверно, моему отцу хотелось совершить какой-то героический поступок. Прожить свою жизнь достойно он подвигом не считал. А случайно застрявшая в подсознании фраза из повести «Тарас Бульба» чуть не сделала его преступником. Если бы моего отца спросили, за что Тарас Бульба убил своего сына, он бы не ответил, потому что не задумывался в принципе, что это за книга такая. Как это ни парадоксально, но иногда художественная литература может стать источником зомбирования.

Сделав круг по двору, отец ушел в дом. На крыльце появилась бабушка: осенив себя многократно крестным знамением и вытирая фартуком глаза, она тоже стала меня искать. Я тихо сползла с сеновала. Бабушка, увидев меня, сказала, чтобы я бежала куда-нибудь из дома, пока отец заснет. Я убежала к озеру. Пока было светло, я долго сидела на высоком берегу и смотрела на воду, потом спустилась к воде и стала бегать по берегу, соревнуясь с набегающими волнами. Скоро я вымокла и стала мерзнуть. Постепенно стемнело. Я вернулась домой.

Бабушка сидела на кухне. Спать она меня уложила там же, на кухне, на узкой кушетке, которая служила скамейкой. Утром я проснулась, когда бабушка кормила отца завтраком. Она выговаривала ему за пьянство.

Отец молчал, а когда поел, сказал:

– Брешешь ты, мать, я такого сделать не мог.

Я поняла, что отец ничего не помнит, что он был как бы не он. А потом я прочитала книгу Марка Твена «Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна». Сцена, где пьяный отец гоняется с ножом за Гекльберри Финном, меня потрясла. Но мне стало легче. С души как будто камень свалился. И пусть автор это выдумал, но ведь он сначала где-то видел подобное, – значит, такое случается с людьми, думала я, не потому, что они плохие от рождения, а потому, что они просто слабые люди, слабые и малообразованные и, наверно, очень несчастные. У них нет сил собрать вокруг себя другой мир, они даже не знают, что другие миры существуют. Я стала очень внимательно наблюдать за людьми.

Последний раз я видела своего отца живым на свадьбе у брата. Он приехал на второй день свадьбы. Выглядел очень плохо: худой, без зубов, с красными воспаленными глазами. Он работал слесарем в Висагинасе. От работы ему дали однокомнатную квартиру. Жил он один. Брат с женой поселились в общежитии.

Я побыла у него в квартире, полистала альбом с фотографиями. Потом мы с отцом пошли погулять по городу. Раньше этого города не было. Но на нашем озере построили АЭС, и, соответственно, этот район разросся, превратился в городок. Жаль очень озеро! Теперь в нем нельзя купаться, ловить рыбу – это уже экологически опасная зона.

Мой брат дважды приезжал в Санкт-Петербург и в Сосновый Бор для обмена опытом. А зимой прислал телеграмму, что папа умер. Ему не было еще и шестидесяти. Похоронили отца на деревенском кладбище, после моления в костеле. Он был католиком, крещеным человеком. Мир праху его. Я его любила. Когда я смотрю на фотографию отца, я вижу молодого красивого мужчину, моего папу, который немного заблудился по жизни. Да, он мог прожить совсем другую жизнь, но ему досталась такая, полная лишений и непонимания, одна сплошная глупость. Мой папа не смог контролировать свою глупость. Вот и все.

И вот однажды мне снова снится сон о доме. Я сразу определила, что это сон о моем будущем доме, который рано или поздно у меня появится.

17.11.99. Мы вчетвером (я, Ирина К., молодая незнакомая женщина и чеченец в черном плаще) собрались у строящегося дома из красного кирпича, высота которого, по моему глазомеру, была до неба. Я подняла голову и увидела небо, высокое и синее, и строительный кран, уходящий стрелой в это небо. Я подумала, что жить так высоко, наверно, неудобно и я бы не хотела жить где-то на тринадцатом этаже. Я увидела, что этот дом строится полукольцом.