До этих пор я был в наилучших отношениях с полицейскими силами Сассекса, но воспылать приязнью к этому субъекту не сумел.

– Вы, разумеется, можете подтвердить свои полномочия, - деликатно начал я.

– Я их вам в Лингхерсте подтвержу, - запальчиво отрезал констебль. Все полномочия, какие вам угодно.

– О, мне просто хотелось взглянуть на ваш значок, или удостоверение, или что там еще должны показывать полицейские в штатском.

Он как будто бы намеревался выполнить мою просьбу, но передумал и уже менее вежливо повторил приглашение проследовать в Лингхерст. Его поведение и тон подтверждали мою многократно опробованную теорию, что основой подавляющего большинства расположенных на суше английских учреждений служит герметически непроницаемый пласт махрового разгильдяйства. Я стал собираться с мыслями и тут услышал, как Пайкрофт, который сразу весь обмяк и свесил голову вниз, что-то выстукивает костяшками пальцев по спинке переднего сиденья. Физиономия Хинчклиффа, еще совсем недавно пылавшая необузданным гневом, светилась теперь благостным идиотизмом. То коротко, то долго, как завещал высокочтимый и бессмертный Морзе, Пайкрофт выстукивал: "Притворимся пьяными. Заманите его в автомобиль".

– Я не могу стоять тут весь день, - сказал констебль.

Пайкрофт поднял голову. Вот теперь мы могли оценить, с каким величием британский моряк встречает неожиданный поворот судьбы.

– Дж-жен-нельмен сильно уклонился от курса, - сказал он.
– Как, по-вашему, разве не может британский дж-женльмен подвезти британских моряков на своей собственной р-распроклятой паровой телеге? Выпьем еще раз.

– Когда они меня остановили, я не заметил, что они до такой степени пьяны, - пояснил я.

– Вы скажете все это в Лингхерсте, - последовал ответ.
– Пошли.

– Так-то так, - сказал я.
– Но вот в чем заминка: если вы их вытащите из автомобиля, они либо свалятся на землю, либо ринутся вас убивать.

– В таком случае я требую, чтобы вы помогли мне выполнить мой долг.

– После дождичка в четверг. Лучше садитесь к нам. Этого пассажира я выставлю.
– Я указал на сидевшего молча шофера.
– Вам он ни к чему и, уж во всяком случае, будет выступать как свидетель защиты.

– Верно, - сказал констебль.
– А впрочем, ваши показания ничего не изменят... в Лингхерсте!

Шофер метнулся в заросли папоротника, как кролик. Я велел ему бежать через парк сэра Майкла Грегори и, если он застанет моего приятеля, сообщить ему, что, вероятно, я несколько опоздаю к ленчу.

– Я не допущу, чтобы этот сидел за рулем!
– Наша жертва с опаской кивнула на Хинчклиффа.

– Ну, разумеется. Вы сядете на мое место и будете приглядывать за этим верзилой. Он так пьян, что и рукой не шевельнет. А я займу место того, другого. Только поскорее: уплатив штраф, я должен сразу же уехать.

– Вот именно, - сказал констебль, плюхнувшись за заднее сиденье. Штраф! Немалые денежки собираем мы с вашей братии.

Он с важным видом скрестил руки, а тем временем Хинчклифф украдкой отчалил.

– Послушайте, он же остался за рулем!
– привскочив, крикнул наш пассажир.

– Вы это заметили?
– удивился Паикрофт, и его левая рука, как анаконда, обвила полисмена.

– Оставь его в живых, - коротко распорядился Хинчклифф.
– Я хочу ему продемонстрировать, что такое двадцать три с четвертью мили.

Мы шли со скоростью чуть ли не двенадцать, что для нас фактически было пределом.

Наш пленник шепотом ругнулся и застонал.

– Ну а теперь, - сказал я, - будьте любезны, предъявите ваши полномочия.

– Знак воинского ранга, - уточнил Паикрофт.

– Я констебль, - сказал наш гость и брыкнул ногой.

Судя по сапогам, он и впрямь обошел добрую половину сассекских пашен, но сапоги не удостоверение личности.

– Предъявите ваши полномочия, - повторил я сухо.
– Чем вы докажете, что вы не пьяный бродяга?

Предчувствия меня не обманули. Он не захватил с собой значок или где-то потерял его.

– Если вы мне не верите, едемте в Лингхерст!
– Эта формула в его устах звучала почти как припев национального гимна.

– Да не могу я колесить через все графство каждый раз, когда какой-то вымогатель вздумает объявить себя полисменом.

– Но это совсем близко!
– не унимался он.

– Скоро будет далеко, - возразил Хинчклифф.

Констебль гнул свою линию, я свою, а Паикрофт неодобрительно слушал реплики полисмена.

– Если бы он был чистопородным буром, то и тогда не заслужил бы лучшего обращения, - произнес он наконец.
– Вот представьте, что я дама в интересном положении, - он ведь просто уморил бы меня такими выходками.

– Жаль, что не могу этого сделать. Эгей! На помощь! На помощь! На помощь! Эй! Эй!

В пятидесяти ярдах впереди, там, где дорога пересекалась с обсаженным изгородью проселком, наш узник увидел констебля в форме, но тут же вынужден был замолчать, ибо Хинчклифф так резко свернул на проселок, что мы чудом избегли крушения, проскользнув мимо грузно бежавшего к нам второго полицейского.