— Камилла, мы не должны выдать себя. Если Мартынов на самом деле замешан, и он узнает, что нам что-то известно, мы никогда не сможем доказать его причастность.

Он останавливается, всматривается в меня. Затем подходит к столу, открывает маленькую бутылку, наливает в стакан воду, протягивает мне.

— Мы не хотели говорить тебе. Боялись, что ты не справишься с эмоциями при встрече с Мартыновым. Не нужно, чтобы он догадался о том, что мы его подозреваем, — вновь повторяет брат.

Он заставляет меня взять в руки стакан и пригубить воду. Холодная вода попадает в организм, и я чувствую, как от кончиков пальцев ног начинает подниматься холод всё выше и выше.

— Ты поняла? Держишь эмоции под контролем, — дает наказ, установив зрительный контакт со мной.

— Да, — выдавливаю из себя.

С трудом представляю, как мне удастся это сделать. В данную секунду мне хочется разорвать этого человека. Кто он? Как посмел пойти на такое?

— Рафаэль, кто этот Мартынов? Неужели, можно лишить кого-то жизни только из-за того, что вы конкуренты по бизнесу? Может тут что-то другое? — задаю вопросы, что сжирают меня изнутри.

— О нём немного известно. Тёмная лошадка. Удалось выяснить лишь то, что женат второй раз, имеет сына от первого брака, бизнес ведёт не самым честным способом. Скользкий тип.

Закончив речь, он смотрит на наручные часы

— Мне пора. Через полчаса должен быть на объекте, — он наклоняется, целует меня в голову. — Давай, не раскисай, — говорит напоследок.

Жмёт руку Адэму, говорит ему что-то, выходит из кабинета.

Как только за братом закрывается дверь, обессилено закрываю глаза. Остаюсь сидеть на месте. Обнимаю себя руками. От боли каждая клеточка на коже трещит, грозясь рассыпаться в прах.

Не знаю, когда мне было хуже. Тогда, когда я считала виноватой в смерти отца Адэма и себя, или сейчас, узнав, что подлое вмешательство какого-то человека лишило его жизни. Долгие месяцы его пичкали чем-то, что привело к остановке сердца.

Я не знаю сколько проходит времени. В какой-то момент выпадаю из реальности. Такое происходит, когда спишь. Мысли в голове немеют, мозг отключается. В таком состоянии я нахожусь до тех пор, пока на мои плечи не ложатся теплые руки. Вспоминаю о присутствии Адэма. Он нависает надо мной со спины.

— Как же сильно ты ненавидишь меня, Адэм, — произношу надломленным голосом, распахиваю ресницы.

Пальцы на моих плечах едва ощутимо дергаются, меняют температуру. Тепло, исходящее от его ладоней, превращается в лед. Руки соскальзывают с моих плеч.

Он отступает назад из-за спины. Встает с боку. Отодвигает стул, стоящий рядом. Переворачивает его ко мне, садится. Затем выдвигает мой, поворачивая его к себе. Мы оказываемся лицом к лицу. Смотрим прямо в глаза друг друга.

Я жду, что Адэм заговорит. Скажет, что я ошибаюсь, что он вовсе не ненавидит меня.

— Ты знал, что мы его не убивали. Знал и молчал. Ты позволял мне так думать. Ты хоть понимаешь, через что я прошла, Адэм? Тебе нравится, когда я страдаю? Это всё потому, что предпочла тебе другого? Ты так мстил мне?

Вижу, как мои слова заставляют его морщиться, словно при зубной боли. Чернота его глаз затягивает меня. Пространство вокруг сужается до нас двоих. Наши колени соприкасаются. И мне кажется, что он и я — это одна большая оболочка обнаженной боли.

— Я тебя не ненавижу, — вкрадчиво произносит он, удерживая меня в плену своих глаз. — Я тебя… — замолкает, будто сам не знает, что хочет сказать.

Миг превращается в столетия.

— Хочу, — добавляет он.

«Хочу» — эхом раздаётся в голове. Маленькая надежда, что возможно за «я тебя…» последует «люблю», оборачивается разочарованием.

Почему мне в голову вообще пришло, что такое возможно?

— Хочу каждый миллиметр твоего тела, — продолжает он так тихо, что слышен шум за дверью.

Цвет его глаз меняет окрас. Сейчас они не такие чёрные, как мне казалось ранее. Карие. С множеством крапинок вокруг радужки глаз.

— Хочу все твои грёбанные мысли.

Клубок разных чувств поднимается в груди и не может найти выход. Трепыхается, как заключенный в неволе.

— Хочу наполнить твои лёгкие своим дыханием.

От тембра его голоса, внизу живота разрастается огненный шар. Всё моё женское начало стремится к нему.

— Хочу твоё сердце себе.

Его откровение меня пугает и трогает одновременно. Меня ломает на две части.

Запредельно. Это не может быть реальностью.

«Мне это снится» — эта мысль заставляет отскочить назад на стуле, потерять зрительный контакт с ним.

Не могу вдохнуть. Воздух испарился, превратился в вату.

Что это? Что со мной происходит?

Заглядываю ему в лицо. Мне показалось? Этого всего не было? Он не произносил этих слов? Лицо Адэма настолько непроницаемо, словно высечено из камня. Его губы плотно сжаты.