– Уговорил. Соблазнительно, - согласился я. – А как же археологи?

– Да и шут с ними, - махнул рукой Тарабрин. – Я тут по картам твоего времени посмотрел, моё поместье к ХХ веку затопит морем. Вот и давай своих белорусов мне в аренду.

– Завтра, – ответил я. – Сегодня они, наверное, все пьяные в дым.

И рассказал об инциденте с Колбасом.

– Твоих никого не покоцал? – спросил Тарабрин с тревогой. – Только чужих?

– Бог отвёл, - перекрестился я.

– Если на твоих станет бросаться, то мой тебе совет: избавляйся от таких чудиков сразу. Не жалей. Ножик в руки и к мамонтам. Подальше отсюда. На Дальний восток или в Австралию. Ты не смотри что наш народ спокойный, податливый и работящий. Если его разозлить – он дюже свирепый бывает. Лучше такие случаи купировать в самом начале. Ага… Пришли вроде.

На воротах ««концлагеря»» стоял на часах один из сосипаторовских егерей с винтовкой на плече.

– Позови нам матушку Иулину, - приказал я ему.

Когда попадья подошла, то расспросили её про новый контингент.

– Бабы как бабы, - ответила Иулина. – Но взрослые. У таких наших уже по паре ребятишек, самое малое, за подол цепляются. А эти мало того, что не рожалые, так еще и военные.

– Здоровье у них как? – интересуюсь.

– Кроме вшей, ничего такого пока не замечено. Говорят, их дважды доктора осматривали, прежде чем они попали туда, откуда вы их забирали. Кстати, и среди них есть врач. Баба-врач. Чудны дела твои, Господи. Может лжу рекла?

– Вряд ли, - ответил я. – В те времена и женщины высшее образование получали. И женщина-врач была уже не редкость.

– Тогда, хвала Господу, - перекрестилась попадья. – Нам как раз доктор не помешает. Всё же, Мертваго, хоть и хороший человек, но коновал, а не людской доктор.

Как и в прошлый раз расположились за обеденным столом под навесом. Доктор оказалась женщиной, внешне ничего особенного из себя не представляющей. Разве что природная голубоглазая блондинка больше похожая на финку или шведку, нежели русскую. Этакая Сольвейг с крышки сыра ««Виола»». Прожаренная и выстиранная форма на ней сидела ладно. Даже воротничок подшит свежий. На зелёных с малиновым кантом петлицах красная шпала и позолоченная медицинская эмблема – змея над чашей. Как шутили во времена моей армейской молодости: хитры как змеи, да и выпить не дураки.

Она быстро оттараторила нам, что является штатным врачом медсанбата какой-то там стрелковой дивизии. Попала в плен недавно под Орлом. Взяли её в этот санаторий с пересыльного этапа в Минске. Потом мы объявились. Вот и всё. Воюет с мая 1942 года.

– Гражданская специальность у вас, какая?
– спросил я, открывая свой кадровый кондуит по контингенту.

– Педиатр, – отвечает.
– Но на фронте пришлось переквалифицироваться в хирурга. Хотя бойцы они все как дети. Вся разница, что умишка поменьше, а членишко побольше.

Я и не подозревал, что этот армейский баян настолько древний.

– Какой ВУЗ заканчивали?

– Пироговку. В Москве. Распределили в Морозовскую детскую клинику, но потом мобилизовали в армию.

– Значит ли это, что детей вы лечить можете?

– Могу. На это и учили. А как хирург я чистый практик. Только фронтовой опыт. И то без длительного послеоперационного выхаживания. Медсанбат всё же не тыловой госпиталь. Прооперировали и дальше отправили по этапу санитарным поездом.

– До института работали?

– Закончила медицинское училище как операционная сестра, немного трудилась по специальности в Первой Градской больнице – стаж нарабатывала. Потом поступила в институт.

– Последний вопрос: как вас зовут?

– Военврач третьего ранга Василина Васильевна Васюк – вот такие у меня родители, со своеобразным чувством юмора, - усмехнулась женщина.- Год рождения 1916-тый. Украинка по паспорту, но украинского языка не знаю. Всю жизнь прожила в Москве. Из семьи медиков. И отец, и мать. Мать еще первую мировую застала сестрой милосердия. Потом в роддоме на Шаболовке всю жизнь трудилась. Отец – доцент в Сеченовке. Практикующий психиатр. Тоже врач с опытом Империалистической войны. Родители на ней и встретились.

– Как вы посмотрите на то, что мы вас назначим старшей над всей женской командой? В помощь матушке Иулине.

– Ну, если надо, так надо. Я и так тут самая старшая по воинскому званию. А вопрос задать разрешите?

– Спрашивайте.

– Где мы? Что у своих, уже поняли. Но где?

– В Крыму.

– Он же еще под фашистом? – удивилась врачиха.

– Вот, Митрий, все вы задаёте неправильные вопросы, - усмехнулся Тарабрин. – Не где, Василина Васильевна, а когда. Крым. Но примерно сорок тысяч лет до Рождества Христова.

– Ой, - врачиха зажала ладошкой рот. – А как же там?

– Там вы в лучшем случае уже числитесь как пропавшая без вести, в худшем, как погибшая в плену. – Пояснил я.
– Вам уже успели наколоть на руку номер?

– Нет.

– Значит вы пропавшая без вести, так как по немецкой бюрократии вас еще не провели по персональному учёту военнопленных.

– Ужас, какой, - опустила врач руки на стол. – Я надеялась, что нас партизаны освободили. Что я у своих.

– Вы и у своих.
– Ответил я. – У русских. Но не у партизан. Всё что вы видите вокруг, называется страна Беловодье. И здесь нам очень нужны врачи. Добро пожаловать.