Заодно гестаповцы нагнали невесть откуда водолазов, которые искали на дне озера остатки неопознанного летающего объекта, о котором, как оказалось, руководство санатория оперативно доложило ««наверх»».

Из Аненэрбе действительно срочно прискакали довольно пожилые спецы в небольших эсэсовских чинах – гауптштурмфюреры. Числом трое. Странно было видеть в капитанских чинах убеленных сединами патриархов.

К их приезду дно озера тщательно прошуровали водолазы и остатки расстрелянного квадрокоптера были тщательно отмыты от ила и водорослей и представлены на их суд.

Завиральных гипотез смутный тевтонский гений наплодил массу, особенно возбудившись на надпись обнаруженную на цифровой видеокамере: ««Made in Malaysia»». Надо отдать должное германским ученым они быстро разобрались что именно они держат в руках. И что самое интересное, они всерьез посчитали, что если сейчас Малайя нищая окраина Ойкумены на поверхности земли, но в полой земле может быть все наоборот и там высокоразвитая арийская цивилизация, которая делает такие высокотехнологичные штуки не подвластные пока самым продвинутым нациям в середине ХХ века на поверхности.

Отсюда последовали странные распоряжения услышать которые я меньше всего ожидал от учёной братии.

– Остатки неопознанного летающего объекта вывезти самолетом под охраной в Берлин. Окружающее пространство, соприкасавшееся с санаторием подлежит поголовной зачистке для сохранения тайны. Всех причастных к данной теме немцев перевести в части обеспечения Аненэрбе в Рейх. Я об этом лично доложу рейхсфюреру.

Гестаповцы взяли под козырёк. Точнее зиганули ««Хайль, Гитлер»».

Мне стало ясно, что деревня обречена.

– Я одного не понял, что означает термин ««зачистка»»? – спросил меня Мертваго, снимая с головы наушники и передавая мне блокнот с записью перевода разговора адептов тайного общества нацистов.

– Зачистка – это поголовное истребление всех вокруг живущих. Возможно была бы речь о переселении куда подальше или изоляции в концлагере, если бы речь не шла о тайне. – Пояснил я. – А они тут видят свою оккультную тайну к которой не должны прикасаться профаны, тем более из унтерменшей.

– Зачем такая неоправданная жестокость? – не мог избавится от волнения ветеринар. – Интеллигентные же люди: герр профессор, герр доктор… Академические расшаркивания. Что стряслось с немцами всего за два десятилетия с окончания Великой войны? Я их такими хладнокровными убийцами не помню.

– Нацизм, - ответил я твёрдо. – Это вроде как душевное заболевание нации, освобождающее от ««химер»» совести и человеколюбия.

– Это по крови они определяют кто свой, а кто чужой? Кому жить, а кому умереть? – переспросил статский советник.

– У немцев по крови, хотя они тут сильно ошибались как определила современная мне генетика. У современных мне украинцев - по языку. Немцы не признавали равными себе евреев говорящих по-немецки чуть ли не лучше них самих, украинцы же благоволят к ним, при всем своем бытовом антисемитизме, если еврей хоть как-то размовляет на их ««соловьиной мове»» и даже президентом себе еврея выбрали, но терпеть не могут русских, цепляющихся за свой язык как за свою самость. Даже штрафуют за разговор на русском в общественных местах. Но готовы уже и убивать за него.

– Что такое ««полая земля»»?

– Теория германских нацистов ХХ века о том, что земля полая и на внутренней поверхности существует зеркальная нам цивилизация.

– Бред, - выкрикнул Мертваго, потянувшись рукой к моему портсигару. – Ненаучный бред.

– Бред, - согласился я, подвигая к нему портсигар поближе. – Но весьма популярный в Германии весь ХХ век.

– Что будем делать мы? – прикурил ветеринар от моей зажигалки.

– Спасать соседнюю деревню от истребления, - ответил я. – В архивах указано, что ее сожгли вместе со всеми жителями в 1943 году.

– А вам не кажется, что деревню сожгли потому, что именно мы ликвидировали столь варварским образом этот санаторий для летчиков? – выдохнул Мертваго ароматный дым дореволюционного табака. – У вас выпить есть? Чего-нибудь покрепче.

– А остальные почти три с половиной сотни сожженных вместе с жителями белорусских деревень? – переспросил я его, наливая в стопки коньяк. – Тоже мы с вами виноваты?

Склад вещь скучная. Темное помещение. Стеллажи. Ящики. Тюки. Но если рассматривать склад как некий аналог пещеры Алладина, в которой вместо презренных мещанских сокровищ находятся очень нужные для жизни в диком мире вещи, то склад становится весьма интересным и занимательным. Особенно в первое его посещение.

Именно об этом я и размышлял прогуливаясь между штабелями ящиков с амуницией внутри складского барака в Кингстоне. Но только не в 1959 году, когда мне показали их локацию, а раньше на целый десяток лет, пока эта амуниция еще свеженькая, а не слежавшаяся. А склады уже практически выведены из действующего оборота.

Оружие и патроны были в противоположных бараках. Но такое и в нашей армии практикуется, чтобы при несанкционированном захвате склада со стрелковкой не было возможности зарядить оружие тут же на месте. Патронами ведает совсем другой кладовщик и у него свои кондуиты а которых надо расписываться за расход боеприпасов и свои приказы об их выдаче, нежели у того прапора который ведает винтовками и пулеметами. Так было заведено во практически во всем мире еще с девятнадцатого века на случай возможного мятежа военных. Чтобы хоть на время задержать результативное выступление инсургентов.