Быстро киваю и ловлю презрительную усмешку.

– Ты родишь его, ясно? – синева глаз топит меня, лишая кислорода. – Ты не стоила и мизинца моего сына, запомни это. А сейчас будешь служить просто инкубатором для наследника. – монстр, скрывающийся в образе человека. Как он может произносить такие слова?

Сырость щиплет глаза, и я часто моргаю.

Ловушка – проносится в мыслях. Это моя ловушка, и теперь мне из нее не выбраться.

– Яяя… Хорошо… – бессвязная речь. Трясущиеся руки. Мокрые дорожки слез на щеках. – Что… Что мне надо делать? – шепчу я. Стальная хватка на горле немного ослабла, и я делаю спасительный глоток воздуха.

Закашлявшись, согнулась пополам.

– Во-первых, больше никогда не будешь со мной спорить. – его тон голоса еще больше наполнился презрением. Хотя казалось куда уж больше? – Могу ненароком свою силу не рассчитать. А ребёнку вредить я не хочу.

Согласно трясу головой. Инстинкты подсказывают мне, что лучше во всем с ним соглашаться.

В какой-то момент они же подсказали мне, что, если я расскажу о том, что ребенок возможно и не Дениса вовсе, мне свернут шею прямо тут. Этой правдой я лишь подтвердила бы ложь Дениса, и Евгений Сергеевич окончательно убедился бы, что я спала со всеми подряд и изменяла его сыну. Сейчас ребенок моя защита, единственная гарантия того, что мне сохранят жизнь.

Холодный рассудок появился так же неожиданно, как десять минут назад накрыла паника.

– Собирайся. Уезжаем. – сухо бросает мужчина и отправляется на выход из магазина.

– Куда? – растерянно переспрашиваю я.

– Ты будешь жить у меня.

Я ошарашенно поднимаю брови.

– Подождите. Евгений Сергеевич, – стараюсь придать голосу как можно больше покорного спокойствия. – Я Вас услышала, я рожу этого ребенка. Но… у меня работа… Я не могу вот так все бросить… Меня уволят.

Он насмешливо обводит магазин взглядом.

– Это? Работа? – все в помещении буквально пропиталось презрением, исходящим от этого человека. – Уволят и правильно сделают. Через пять минут чтоб была в машине. Попробуешь убежать – найду. – бросил он и вышел прочь из магазина.

Я верю ему. Найдет.

И убьёт.

Тяжело дышу и озираюсь по сторонам.

Руки начинают трястись еще сильнее. Судорожно соображаю: с собой только телефон, в кошельке тысяча наличными и в кассе еще тысяч десять. Не много.

Оборачиваюсь и прилипаю взглядом к двери, ведущей к черному выходу.

Магазин находится на первом этаже обычной многоэтажки. Вход со стороны дороги. Но есть еще один – он ведет в подъезд, через который входят обычные жильцы.

Паника снова накрывает с головой. Не просохшие слезы льют с новой силой.

Как я умудрилась так влипнуть?

Что мне делать? Где гарантия того, что меня оставят в живых, когда я рожу?

Где-то в глубине подсознания чеканит только одна мысль: это мой последний шанс.

На секунду закрываю глаза и вспоминаю отца.

«Ты останешься совсем одна, Машенька.» – говорил он со слезами на глазах. Мне было десять, когда папу забрала страшная болезнь. Кроме него у меня больше не было никого на этом свете, мама скончалась еще задолго от алкоголизма. Мы жили в глухой деревне в нескольких сотнях километров от Москвы. Соседка баба Зина подкармливала и навещала меня, а я устроилась мыть полы в единственный магазин на всю деревню. Вела хозяйство, каждый день боялась, что приедут работники соц. службы и заберут в приют. Но никто так и не приехал. Папа был прав: никому не было до меня дела. Я осталась совсем одна. Так и жила восемь лет, кое-как окончила школу. В училище поступать не стала, везде нужны деньги, а у меня их не было. В восемнадцать собрала скромную сумку вещей и уехала в столицу. –«Будь сильной, девочка моя. Люди будут жестоки, но ты никогда не теряй свет в своей душе, договорились?»

– Договорились. – говорю я пустоте магазина.

Выдыхаю воздух из легких и будто бы успокаиваюсь.

Руки перестают трястись.

Мне нужно принять решение, от которого возможно напрямую будет завесить моя жизнь.

Если я пропаду, кто меня будет искать? Разве только что Таня…

Позволит ли он мне пользоваться телефоном и выходить из дома, если я поеду с ним?

Смогу ли добровольно отказаться от ребенка и оставить его такому монстру?

На лбу проявился холодный пот, и я спешно вытерла его ладонью.

– Извините, можно мне бутылку молока по шестьдесят девять? – от резкого голоса я вздрагиваю и оборачиваюсь.

Милая девушка в зеленой куртке вопросительно смотрит на меня. Они ее впустили? Значит, не хотят привлекать внимания и не стали останавливать? Значит сидят в машине? Или нет?

Вопросы носятся в мыслях словно необузданные жеребцы, впервые выпущенные на свободу.

Во все глаза смотрю на покупательницу, пытаясь найти верное решение.

– Девушкаааа… – нетерпеливо тянет она.