Шрифт:
Затем в ход пошло зубило. Вырубил дырки по бокам — чтобы руки просовывались и двигались относительно свободно. Приделал ручки к дверце и стенкам изнутри — чтобы таскать, и небольшие засовы приклепал. Кроме того, пробил в дверце дырки для огляда и одну большую дыру для лампы.
Получились квадратные приспособления, в которых можно было ходить и двигать руками. Особым удобством они, увы, не отличались, внутри приходилось размещаться скрюченно, согнув голову. Выглядело, конечно, смехотворно, кого бы в таком увидел, прослезился бы.
— Давай, Прыщельга! — подбадривала Алиса. — В этом тебя и похоронят! Не сомневайся! Дэв, когда этот бред закончится?!!
— Это ненадолго, — сказал я. — Пройдем под слизнями, и все.
— Ты что, думаешь, что эти ящики от них уберегут? Судя по ужасам Прыщельга, там у вас дракон настоящий!
— Любое существо, пусть хотя бы и погань, охотится только на тех, кого может узнать, — сказал я. — А слизень, он тоже существо…
— А с чего это эти слизни нас вдруг узнают? — поинтересовалась Алиса.
— С того, что мы похожи на китайцев, — ответил я. — Вот и узнают.
— Может, вы и похожи, а я нет, — тут же возразила Алиса. — Я не китаец и никогда китайцем не была…
— Вообще похожи, — сказал я. — Руки-ноги-голова, все то же самое. Слизень видит — голова, конечности, значит, жрать можно. Холодильник совсем не похож ни на одно живое существо, его он жрать не станет.
Алиса покачала головой.
— Допустим, — сказала она. — Допустим… Но все равно, все равно… Все равно, говорю, вперед надо Прыщельгу запустить.
Егор начал надуваться, но Алиса тут же поправилась:
— Шучу, шучу. Пойдем вместе, взявшись за руки! Подпрыгивая! Как хорошо, что человечество вымерло раньше! Иначе оно бы вымерло сейчас, от смеха! Прыщельга, давай полезай в ящик, мне что-то тут надоело…
Егор забрался в холодильник, закрыл дверцу, защелкнулся, поднялся на ноги. Его немного пошатывало, и выглядел он, надо признаться… глупо, что ли, Алиса тут не ошибалась.
— Пошевелись, — велел я. — Подвигайся, что ли.
Егор попрыгал, побегал на месте и не на месте.
— Да… — похлопала в ладоши Алиса. — Это впечатляет. Взбесившийся холодильник, это да… Теперь я знаю, что не зря родилась — столько в своей жизни увидеть…
— Ладно, — оборвал я. — Уходим.
— По гробам! — воскликнула Алиса. — По гробам, други!
Я наклонился, влез в холодильник. Рюкзак в холодильник уже не вместился, пришлось навесить его снаружи. Как и топоры, как и винтовку, как другую снарягу, бутылки с запасенной водой, дрова. Оказалось не так уж легко все это, увесисто.
Алиса ругаться перестала, сосредоточилась на управлении. Егор, напротив, освоился вполне быстро, так что я даже перевесил на него четыре бутылки с водой.
— Двинулись.
Первым, конечно, я. Егор за мной, Алиса замыкала. Шагалось неплохо, я ожидал хуже. Спускались по лестнице. Я как-то радовался — что нас на самом деле никто не видит, глупо ведь, катастрофически глупо все это выглядит…
— Послушай, Дэв, я тебя, конечно, люблю, уважаю, как человека, который две недели просидел в сортире и вышел из него живым и здоровым, но ответь мне на несложный, в сущности, вопрос. Неужели нельзя по-другому? Вот какая-то во всем этом… Ненастоящесть, а?
Я не ответил ей.
— Ну, ненастоящесть, да. Чувствуешь? Этот снег, эти слизни… А теперь ты нас в холодильники одеваешь. Это ведь ненормально. Даже для нашего мира перебор. И так не бывает.
— В каком смысле не бывает? — спросил я.
— В смысле, что перебор. Не может столько безнадежности, гадости и глупости собираться в одном месте.
Егор поскользнулся и неловко покатился по широким ступенькам, подпрыгивая в холодильнике.
— Вот это как раз я и имела в виду, — указала Алиса пальцем. — Слишком кучно, дробь и то так не ложится.
Я не знал, что сказать, сам уже ничего не понимал, но ответил:
— Это хорошо, что гадость так сосредоточена.
— Ты псих, чего ж здесь хорошего?
— Нет, я наоборот. Я просто знаю — только одна гадость не может продолжаться вечно, рано или поздно она сменится на благость. И вот тогда благость обрушится на нас в своем ослепительном великолепии.
— Когда? После смерти?!
Егор пытался подняться. Из холодильника он не высовывался, опасался нападения слизня.
— После смерти это само собой, — сказал я. — Но нам повезет больше. Мы будем отмечены еще здесь, я в этом уверен.