– Я опозорю тебя при твоих подружках, – прошипела сквозь зубы Кристи, вонзив в него острый, как лезвие бритвы, взгляд. – Хочешь, чтобы над тобой смеялись, Энди? Тогда заткнись!

Энди злобно выдохнул носом, нахмурил лоб. При таком выражении лица весь он стал как будто несокрушимым. Кристи улыбалась. Улыбалась своей девичьей наивною улыбочкой, а Энди по-прежнему стоял с деревянным выражением лица. Затем вдруг глаза его куда-то уставились, он вытянул шею, одними зрачками изобразил жест, который означал я тебя прибью, адресованный тучному мужчине, что замахнулся стеклянной бутылкой на голову своего собеседника. Тот попятился, спрятал бутылку за спину.

– Я тебя слушаю, – сухо сказал Энди.

– Наедине, парень. Только наедине. Мог бы ты разогнать все это стадо по своим домам? В этом свинарнике я не особо горю желанием обсуждать со своим братиком дела, которые касаются нас двоих. Или даже его одного. – Она наклонила голову в бок, мол это в твоих интересах.

– Кристи, ты не понимаешь. Я не могу прямо сейчас взять и закрыться. Сегодня пятница, полночь, самый разгар. И ты действительно говоришь мне…

– Мне плевать, Энди, сделай это сейчас же.

Одной ногой она развернула парня, который уже собирался падать прямо на нее, скрючившись напополам. Не глядя, она просто толкнула ступней. Тот развернулся, и из его пасти полилось все содержимое желудка. Скудное, но содержимое. В зале раздался женский вой.

Энди выдохнул, спрятал руки под стойку, что-то щёлкнул. В один лишь миг во всем заведении стало тихо, люди замерли в тех же позах, в которых стояли. Рука одного из смазливых пареньков застыла на бедре недовольной официантки, пухлый мужичок, льющий в себя крупный стакан пива, вдруг перестал дергать кадыком, жидкость в стакане осталась на том же уровне.

– Ну старик! Что за дела! – заорал паренек, стоящий на столе и держащий другого за ворот рубашки.

– Да! Что за дела! – закричал тот самый, которого держали за ворот.

Энди прочистил горло, проморгался, шмыгнул носом. Затем поправил прическу, кашлянул в кулак, и начал высокопарным тоном:

– Леди и джентльмены, – сказал он, – приношу свои искренние извинения за причиненные неудобства, но наше заведение закрывается. Все по домам! – он махнул рукой.

Народ продолжали стоять и смотреть только лишь на него. Лица их говорили многое, за исключением тех, кто уже совсем ничего не понимал. Они смотрели и тупили глазками. Было так тихо, что впервые за вечер можно было услышать, как тикают наручные часы одного из посетителей.

– Чаво? – словно квакнул сухой старичок в углу зала.

Энди тяжело вздохнул, взорвался:

– Я СКАЗАЛ УМАТЫВАЙТЕСЬ ОТСЮДА! И ЧТОБ ГЛАЗА МОИ ВАС НЕ ВИДЕЛИ!

Следом за этими словами толпа оживилась, начала разбредаться. Парень, вцепившийся в бедро официантки, так и не убрал руку и они уходили вместе, словно парочка. Дерзила на столе, натянувший ворот какого-то костлявого паренька, расслабил руку, стряхнул воображаемую пыль с его плеч. Парочка женщин грозно фыркнула.

Толпа редела, зал пустел, спустя минуту в тишине все еще вонючего бара остались только Кристи, ни разу не повернувшаяся назад, и Энди, предвкушающий объем предстоящей работы.

– Ну, и что ты хотела мне сказать?

– Мам, я так люблю хрустящие колокольчики! – маленькая беловолосая девочка хлопала в ладоши, сидя за праздничным столом. Этот стол – он и правда был праздничным, и знаменовал самую потрясную ночь осени – ночь, когда семейка Уильямс напрочь забывают о всех невзгодах. Ночь чистой луны, как называл ее Берн Уильямс.

– Знаю, доченька! – голосила счастливая женщина в розовом домашнем платьишке, с милым, как у дочери, лицом, но старее на тридцать лет. – Поэтому я наготовила целую кучу. Смотри! – Она подняла хрустальную вазу, полную печенья в виде колокольчиков. Девочка радостно засмеялась.

– И конечно же мои любимые стейки! – во главе стола сидел хмурый мужчина в очках, потирающий ладони и впирающий глаза в сочную охапку жареного мяса.

Берн Уильямс и его семейка. Пример для подражания обжорливым вредителям семейного очага. Они и правда были хорошей семьей – дружной, веселой, находчивой. Плевать, что двенадцатилетний Генри Уильямс слышит по ночам крики отца за стенкой. Плевать, что Джозефина Уильямс выбегает из дома, наряженная в чулки и черную шубу, и садится в серебристое авто без номеров. Плевать, что малышка Стейси Уильямс отстает в развитии для своих пяти лет. Они были примерной семейкой, и на этом точка.

– О да! Стейки! – завопил косматый Генри и принялся насаживать на вилку один из них. Рука его тут же встретила шлепок. Шлепок от ладони матери. И свирепый, точно пожирающий взгляд.

– Не сейчас, Генри! Мы еще не начали.

Ох уж эта ночь чистой луны! Только в эту ночь Генри не боялся, что снова услышит крик отца и плач матери. В эту ночь он слышал что-то другое. То ли отец забивал гвозди в пол, то ли они просто прыгали на кровати.

Этот праздник они выдумали сами. Для поддержания семейной идиллии и лишнего повода собраться в кругу семьи. Они жили в небольшом городишко, и радоваться тут особо нечему, но зато раз в год, помимо рождества и дней рождения, они могли веселиться по выдуманной причине.