Даниил. Дан. Данечка. Нет, последнее ему явно не подходило. Называть почти двухметрового мужика со взглядом охотника Данечкой было бы так же нелепо, как величать огромного добермана Бобиком.

Дан был из серии мужиков, к которым лучше всего обращаться по фамилии. Интересно, какая она у него? Надеюсь, что брутальная и мужественная. Может, Суворов? Или Путин?

Я не переживу, если он какой-нибудь Какашкин, Сухозад или… Вaгин. Был у меня одноклассник: Анатолий Вaгин. И как, скажите на милость, парню уговорить будущую жену взять его фамилию после замужества? Вряд ли аргумент о том, что ударение надо ставить на первый слог, поможет. По-моему, дело гиблое. Не повезло Толику.

Оказавшись в дома, я еще с порога поняла, что у меня гости, а точнее – гостья. У двери стояли изысканные лабутены на тонюсенькой шпильке. Милая мамочка, которая обожала без предупреждения врываться в мою жизнь, решила почтить меня своим визитом.

Скинув кроссовки, я прошла на кухню и увидела родительницу, попивающую кофе из тонкой фарфоровой чашки из сервиза, который она мне подарила на прошлый Новый год. Однако я так ни разу и не воспользовалась этой до противного крошечной посудой. Чашки и блюдца были такими маленькими, словно их делали для Дюймовочки.

Я же не привыкла мелочиться, поэтому пила чай исключительно из огромной кружки с надписью "Настя всегда права". И удобно, и настроение поднимает.

– Здравствуй, Анастасия! – пафосно поздоровалась мама. – Рада тебя видеть.

По утрам, пока еще никто не успел ее выбесить, она косила под аристократку. Разговаривала вежливо и даже немного высокопарно. Но меня было сложно провести, я то знала, какой на самом деле у нее характер.

– Привет, ма, – я натянула улыбку и чмокнула женщину в идеально нарумяненную щеку. – Ты давно тут сидишь?

– Давно. Ты не ночевала дома, – констатировала она очевидный факт.

– Ну да, – кивнула я, садясь напротив.

– Ты была с мужчиной? – деловито осведомилась она.

– Эм… Нет, – попыталась отвертеться я. – С подружками гуляла.

Какой бы раскрепощенной я ни была, но обсуждать с мамой подробности своей сексуальной жизни – даже для меня было слишком.

– Не ври. У тебя нет подруг, – отрезала мама. – Тебя женщины ненавидят.

– Мам! – возмущенно воскликнула я.

– И ты их ненавидишь, не притворяйся, – таким же безапелляционным тоном продолжала она.

Частично это, конечно, было правдой. У меня плохо получалась ладить с представительницами женского пола. За всю жизнь у меня была одна единственная подруга, Аля Калядкина. Хотя, если уж быть до конца честной, называть наши отношения дружбой можно было с большой натяжкой.

До девятого класса мы сидели за одной партой и неплохо общались. А потом обе влюбились в новенького одноклассника Кирилла Макарова. Естественно он выбрал меня, и Аля, обидевшись, перестала со мной разговаривать.

Не скажу, что я тогда сильно расстроилась. Калядкина была довольно занудной и в последние годы жадничала, не давая списывать домашку. А вот Кирилл, к которому я впоследствии пересела, выручал меня вплоть до одиннадцатого класса. Несмотря на то, что мы с ним провстречались всего ничего, дружеские отношения между нами сохранились на долгие годы.

Короче говоря, с мужчинами мне всегда было приятнее и проще, чем с женщинами. Подозреваю, это связано с тем, что последние мне завидовали. Ведь я была красивой. А красота, знаете ли, это дар. И презрение к нему испытывают только те, кому в этом даре отказано.

– Ладно, я была с мужчиной, – сдалась я, понимая, что мама видит меня насквозь.

– Настя, ну сколько можно? – вздохнула она. – Клубы, алкоголь, одноразовые мужчины… Тебе ведь уже двадцать два года, а до сих пор ветер в голове!

– Ну и что, что ветер в голове? Зато мысли всегда свежие, – попыталась отшутиться я.

Но лицо мамы оставалось серьезным.

– Тебе осталось учиться один год, а затем взрослая жизнь, понимаешь? Или ты думаешь, что мы с отцом будем тебя до старости спонсировать?

– Мам, ну ты опять… – я уронила лицо в ладони.

– Да, Настя, опять. Тебе нужно выйти замуж! Ты, знаешь ли, не молодеешь! А за ночные попойки твоя кожа тебе спасибо не скажет!

– Да нормальная у меня кожа, – огрызнулась я.

– Пока нормальная, – мама многозначительно приподняла брови. – Если не хочешь быть морщинистой, как Клавдия Степановна, нужно следить за собой смолоду.

– Ей шестьдесят! Тут уж следи, не следи, ничего не спасет! Мы все рано или поздно будем выглядеть, как сморщенный урюк, мама! И я, и даже ты! Смирись с этим!

От моих крамольных речей мама брезгливо поморщилась. Правда совсем чуть-чуть, чтобы треклятые морщинки не посмели раньше времени атаковать ее лицо.

– Настя, я не хочу с тобой спорить. Просто знай, что я желаю тебе добра.