– А ночевать разве не здесь будем, товарищ комиссар? Опять топать? послышался чей-то голос сзади.

– Пока задача была - прийти сюда, - уклончиво ответил Васильчиков. Он повернулся и зашагал по дороге к штабной машине.

– "Эмка" командира дивизии, товарищ полковник, - услышав шум мотора, выглянул из окна избы капитан Шапошников.

– Что тут у вас было? Опять бомбили?
– устало спросил полковник Гришин, войдя в избу.
– Дайте воды.
– Сел на лавку у стола.
– Все в сборе?
– Поднял глаза на стоявших перед ним командиров, жадно выпил кружку воды.
– Ставлю задачу. Все к карте. Противник форсировал Днепр. Да, уже, - сказал он, заметив удивленные взгляды окружающих.
– Еще вчера утром в районе Быхова. Положение там крайне сложное. Какими силами? Предположительно до дивизии. Сейчас накапливается на плацдарме. Нам приказано сбросить противника в Днепр... Людей накормили? Через...
– Гришин посмотрел на часы, - час сорок подъем и - вперед. Смотрите маршрут полка, - отчеркнул карандашом по карте.
– Двигаться в предбоевых порядках, батальонными колоннами. Артиллерии идти впереди, возможна встреча с танками. Итак, готовиться к маршу. Алексей Александрович, - повернулся Гришин к Яманову, которого он не видел с утра, и даже не удивился, что он тоже здесь, - выйдем покурить.

Встретился с удивленным взглядом Малинова, но ничего ему не сказал. Сели на чурбачки возле поленницы.

– Иван Тихонович, объясни, что за спешка идти на ночь глядя, - Яманов взмахнул папиросой.
– Люди хоть и бодрятся, но устали, все же третьи сутки на ногах. Если бы завтра здесь день постоять, то дивизию, может быть, всю и собрали бы, а так - неужели по частям в бой вступать будем? И еще двадцать километров марша!

– Обстановка настолько тяжелая, что даже часы сейчас все решают, нахмурился Гришин и жадно затянулся папиросой.
– У Быхова одна наша дивизия, да и та растянута километров на пятьдесят. Да, переподчинили нас сорок пятому корпусу Магона, я тебе о нем рассказывал.

– А генерал Еремин где?

– По последним данным, подходит к Чаусам, но что там у него неизвестно. Дивизия Скугарева выехала следом за ним, но еще ни одного полка не прибыло. О Владимирской дивизии вообще сведений никаких. Есть еще одна дивизия, 132-я Полтавская, генерала Бирюзова, но она только начала выгрузку в Чаусах. На завтра назначен общий контрудар, привлекается в общей сложности пять дивизий, но сил в них и на одну не будет. И попробуй сейчас организуй этот контрудар, на таком пространстве и в такой спешке. Гудериан нас ждать не будет. Если за эти два-три дня его здесь не сбросим в Днепр, выйдет танками на Варшавское шоссе и - прямиком на Кричев. У нас в дивизии хоть какой-то кулак. Маршал Тимошенко на нас в основном и надеется.

– Да, кулак... Пять батальонов пехоты. А участок какой? На нем и всей дивизии было бы слишком просторно. И где точный рубеж развертывания?

– Ну, давай еще уставы вспоминать, - Гришин, зло кусая губы, затушил папиросу каблуком сапога.
– Пойдем еще раз все прикинем по карте, и я к Смолину и Малыху, а ты за работу. Подумай, кого здесь оставить из штаба, пусть встречает остальных. Пехоту с артиллерией по общему маршруту, а тылы здесь попридержим.

Оба вошли в избу. Капитан Шапошников как раз ставил задачи командирам батальонов и батарей. Вдруг за окнами послышался громкий смех и крики, по-немецки, но женские.

– Что там такое? Похлебаев, посмотрите, - попросил Шапошников.

Через минуту в избу, едва сдерживаясь от смеха, вбежал старший лейтенант Похлебаев:

– Летчика со сбитого самолета привели, вернее - летчицу!

– Вот это да...
– Шапошников, едва сдерживая улыбку, посмотрел на полковника Гришина.

– Да такая нахалка - кусается, царапается, орет! Куда ее?

– А Потехин где? Сдайте ее ему, - распорядился Шапошников. Старший лейтенант госбезопасности Потехин был уполномоченным особого отдела в полку Малинова.

К полуночи 771-й стрелковый полк вышел из Сухарей, держа направление строго на юго-запад. На улицах села остались огромные копны из скаток и вещмешков - для скорости решено было все лишнее оставить на месте. Дорог был каждый час, поэтому пехота то и дело переходила на бег, ездовые не жалели вожжей, подгоняя свои упряжки с орудиями. Незаметно наступил рассвет, поднялось жаркое июльское солнце, а колонны полка без привалов проходили маленькие деревушки, стараясь миновать их быстрее и выйти на лесные дороги. Но с каждым часом темп марша падал, сказывались многосуточная усталость и бессонные ночи.

После полудня стал слышен гул боя, пока еще отдаленный и слабый. Несколько раз мимо колонн проезжала машина с командиром дивизии, словно торопя людей, но и к вечеру полк не вошел в соприкосновение с противником, хотя ушел от Сухарей больше, чем на тридцать километров.

Полковник Гришин мысленно невольно радовался, что дивизия все еще не вступила в бой. Нетрудно было бы представить, что это за бой - прямо с марша. Объезжая колонны батальонов своей дивизии, он видел, как устали люди. Пехотинцы шли с мокрыми от пота спинами, с разводами соли на гимнастерках. Но все же и приятно было видеть, что колонны не растянулись, а шли компактно.

Вечером Гришин в какой-то деревушке встретил машину с командующим армией, он и сказал, что удар их корпуса не получился. Уточнить у него обстановку в деталях не удалось, генерал Ремизов сообщил только, что в контрударе приняли участие всего пять батальонов разных дивизий. Немцы наращивают силы на плацдарме, гонят через мосты на Днепре технику и в ближайшие часы главными силами могут двинуться вперед. Их разведгруппы на мотоциклах замечены были у станции Чаусы.

А к вечеру полковник Гришин узнал, что передовые части противника находятся всего в пяти-шести километрах от колонн его дивизии, и между ними никаких других наших войск нет.