– Люба, – вдруг, останавливается он. – Понятно, что для тебя переезд в новый дом, к почти не знакомым людям – это стресс. Но я хочу заверить тебя, что готов сделать, что угодно, чтобы ты как можно скорее здесь освоилась и почувствовала себя, как дома. Договорились? Обращайся ко мне по любому поводу. Мне очень хочется, чтобы мы с тобой подружились.

– И мне, – говорю я искренне, потупив взгляд. – Хочется.

– Отлично, – слышу я улыбку в его голосе. – Ну, пойдём.

Столовая оказывается в раза два больше, чем была в нашем с мамой доме. Но я не успеваю, как следует осмотреться, потому что, как только мы с папой входим в помещение, Галина очень громко меня приветствует, кажется, давая мне понять каким статусом я обладаю в её глазах:

– А вот и наша гостья! Никита, можешь сесть за стол, раз все, наконец, собрались.

Возможно, ей всё же не пришлось по душе наше неловкое знакомство?

– Боюсь, это я виноват в задержке обеда, – улыбается папа. Как по мне – немного натянуто. – Провёл своей дочери частичную экскурсию. Знакомься, Люба, это – Мирон. Мирон, а это наша Любовь.

Я ещё раньше заметила сидящего за огромным столом рядом с Галиной светловолосого парня. Её сына. Он бесцельно смотрел в панорамное окно, за которым от лёгкого ветра дрожали листья берёзы, но как только папа произнёс наши имена, парень, зевая, повернул голову в нашу сторону. Его невероятно ярко-синий взгляд сначала мазнул по моей фигуре: от носков балеток до самых плеч, а затем впился в мои глаза. Совсем ненадолго. Но я успела разглядеть в его взгляде пренебрежение. Грудь царапнула обида – я ему заранее не нравлюсь. То есть, я хочу сказать – ему абсолютно ровно от моего присутствия. А вот я сама чувствую, как от волнения начинает повышаться пульс. Потому что он, мой сводный брат, оказался ужасно красив.

– Люба! – занимая своё место за столом, восклицает Никита. – Ты сядешь рядом со мной?

– Конечно, – глухо выдыхаю я и на нетвёрдых ногах иду к накрытому столу.

В ушах звенит кровь, лицо, шею и грудь невыносимо печёт, и мне это ужасно не нравится. Словно я в миг подхватила сильнейшую простуду, которая, помимо всего прочего, ещё и путает мысли, рассеивает внимание и заставляет нутро дрожать от озноба.

Можно подумать, мне раньше не приходилось видеть красивых, уверенных в себе парней. А Мирон именно такой – расслабленная поза, скучающий вид. Приходилось, конечно. Вот только я никогда с ними не общалась, и уж тем более, не собиралась жить под одной крышей. Ужас. Кажется, дело – дрянь.

– Что, Никит, не плохую новую игрушку подогнал тебе отец? – насмешливо спрашивает возмутитель моего спокойствия. И я вновь чувствую, как от его слов больно царапает грудь.

– Люба не игрушка! Она моя сестра!

– Мирон, – сдержанно замечает отец. – Если ты хочешь что-то мне сказать – говори прямо. Именно так, обычно, поступают настоящие мужчины.

– Андрей! – тут же возмущается Галина. – Мирон не имел ввиду ничего плохого, ведь так, дорогой?

Жена отца, насколько мне известно, старше него на несколько лет. Но после её слов – а Мирон действительно повёл себя не лучшим образом, насмехаясь над решениями взрослого, и надо мной заодно, по всей видимости, – я решаю, что возраст далеко не показатель ума. Например, моя мама даже мысли не допускает, что я могу сказать при взрослых что-нибудь настолько дерзкое, а мама Мирона ничего необычного в его словах не услышала. Ну или сделала вид, что тоже не говорит в пользу её зрелого возраста.

– Ни-че-го-ше-ньки, – хмыкнув, кивает Мирон и подхватывает пальцами ложку для супа. – Всем самого приятного аппетита, – насмешливо заканчивает он свою речь.

Я решаюсь поднять на него глаза и вижу, как он переводит взгляд с меня на тарелку перед ним. И у меня бегут мурашки по коже от того холода в его глазах, что я успеваю заметить.

Все за столом приступают к еде, в том числе, и я.

Суп-пюре с грибами оказывается безумно вкусным, и моё сознание, отвлёкшись на хоть что-то приятное за этим столом, постепенно успокаивается. Я совсем чуть-чуть прислушиваюсь к разговору папы и Никиты, в ремарки Галины, которые она очень часто вносит, а на голосе Мирона постоянно внутренне вздрагиваю. Повезло, что слышно его не часто. Они не говорят ни о чём важном. Обычные беседы людей о разных пустяках, которые каждый день обедают вместе. Но мне всё равно интересно. Таким образом я их неспеша узнаю. И возможно, через некоторое время сама буду участвовать в подобных беседах. Но не сегодня. Нет.

Но Галине, вероятно, наплевать на мою неготовность беседовать. Мы ждём, когда нам подадут десерт, и она елейным голосом замечает:

– Что же ты, Любочка, совсем не участвуешь в разговоре? Расскажи нам немного о себе? – тут же предлагает она. – Мы же совершенно ничего о тебе не знаем.

Сомневаюсь, что совершенно ничего, впрочем, как и сомневаюсь, что смогу рассказать что-то, чего она может не знать. Опускаю глаза на свои руки, пальцы которых теребят подол сарафана и тихо перечисляю:

– Я хожу на уроки балета, изучаю иностранные языки: английский, немецкий и французский. Раз в неделю посещаю занятия по фортепьяно. И в этом году у меня получилось поступить в высшую школу бизнеса МГУ.

О том, что я люблю сочинять песни и петь, умалчиваю. Как и о многом другом, чем по настоянию мамы пробовала заниматься, но она решала, что у меня не выходит. Пробовали мы, кстати говоря, многое, но в итоге мама остановилась на балете, языках и фортепьяно. Занятия, по её мнению, очень подходящие для воспитанной, молодой "леди". А школа бизнеса нам нужна для того, чтобы я сама смогла обеспечить своё будущее. Так как удачно выйти замуж мне не светит – сорта не того.

Иной раз я очень жалела, что не похожа на своих бабушку и маму. Потому что мне казалось, что это их разочаровывает и расстраивает. А с другой стороны, радовалась, что мне не придётся всю жизнь жить, как они – за чей-нибудь счёт. Пусть менеджмент не мечта моей жизни, но иметь хорошее образование лучше, чем пытаться привлечь состоятельного мужчину. Учитывая то, что я абсолютно не умею общаться с парнями.

– Ну, дорогая, я была бы удивлена, если бы ты не поступила, учитывая финансирование твоего отца.