Мда-а… Хороша история. Я задумчиво отхватила кинжалом кусок мяса от остывшей тушки гуся и отдала корневику. Шли, значит, по нашим следам четыре дуболома и пень корявый. Да так умело шли, что мы-люди их не заметили, а мы-звери не учуяли. И красным днём шли, и синим — не зная ни сна, ни отдыха. И след наш запутанный за семь — то есть за семь и семь, всего четырнадцать — дней не потеряли. Ушлые ребятки. Непростые. Что за люди эти четверо? И люди ли они вообще? И зачем они, интересно, нас выслеживали?

— А зачем это вы нас выслеживали? — мрачно спросила я.

— Меч твой нашему колдуну сильно понравился, — проскрипел Корняга.

— То есть ножны.

Ух, Тьма! Ещё и колдун… Не он ли на нас живое облако вчера натравил? Магические ножны я никому не отдам! Мне вдруг расхотелось задавать Корняге дальнейшие вопросы. До Сунарры лесная компания вслед за нами дошла — ну и демон с ними, всё равно их теперь можно в расчёт не брать. Отсюда им уже не вырваться. Только я им это сообщать не стану. Я с ними вообще разговаривать не желаю. А желаю я, кажется, поскорее убраться из таверны.

И Кхисс что-то задерживается… Да уж, лучше я его снаружи подожду.

Я смахнула остатки гуся в кожаный мешок, а мешок сунула в походный двумех, который держала под столом.

Корняга жалобно скрипнул, но смолчал.

— Бывай, Корняга, — сказала я, поднимаясь с места. — Нам пора. Одинец?

Вулх оскалил зубы и глухо заворчал, глядя мне за спину.

Я обернулась.

Здоровенный мужик с неприятной рожей, одетый почему-то в тёплую меховую куртку, какие носят только на севере, тянул ко мне мосластые руки.

Я сначала даже не поняла, отчего так встревожился Одинец. А потом вдруг что-то случилось с моим зрением. Я увидела, как с огромных пальцев чужака словно капли жира падают тяжёлые сгустки тёмно-лилового огня. Каждый его палец заканчивался ослепительно сверкающим огненным когтем — скорее даже не когтем, а острым огненным шипом. И все эти шипы целились мне в лицо.

Видение мелькнуло и погасло. Я снова видела лишь разбойника в рваной куртке, который зачем-то вытянул руки и растопырил пальцы.

Тьма тебе в задницу, колдун! Я подхватила двумех и бросилась к двери, пригнувшись и петляя между столами как заяц — на случай, если колдун попытается швырнуть в меня невидимым пламенем. Вулх серой тенью метнулся за мной. Краем сознания я отметила, что немногие посетители таверны остались безучастно сидеть на местах. Ну что ж, теперь я знала причину их равнодушия.

Мне не хватило лишь нескольких шагов — или нескольких мгновений, это как посмотреть — чтобы выскочить за дверь. Трое лесных разбойников, радостно ухмыляясь, встали у нас на дороге. Двое крайних держали в руках длинные ножи, а средний лениво потянул из ножен меч. Вулх, оскалясь, замер рядом со мной.

Я оглянулась. Колдун шёл к нам на полусогнутых ногах, приседая на каждом шаге, словно тащил непомерную тяжесть. На долю мгновения передо мной мелькнул образ призрачно-лилового костра, пылающего между его разведённых рук, и я решительно повернулась обратно к разбойникам. Уж лучше с ними драться, чем с колдуном — и да хранят меня добрые джерхи!

В следующее мгновение меч вывернулся из руки среднего разбойника и, звеня, покатился к моим ногам. Разбойник остолбенел. Я растерялась. А вулх прыгнул.

Серый зверь обрушился на человека и свалил его с ног. Разбойник глухо крякнул и упёрся ладонями вулху в грудь, пытаясь оттолкнуть звериную морду. Два других разбойника одновременно вскинули ножи, целясь вулху в загривок. А я и не заметила, как меч оказался у меня в руке.

Правду сказать, мечом я владею не блестяще. Хуже, чем кинжалом. И уж конечно хуже, чем метательным ножом. Поэтому и предпочитаю — в человеческом облике — решать серьёзные вопросы на расстоянии, а не в ближнем бою. Но кое-что умею и вблизи.

Покрепче перехватив двумех левой рукой — тяжеловат, ну да ладно, — я крутнула меч над головой. По-разбойничьи свистнул воздух. Мой меч выбил нож из руки правого противника, разрубив ему пальцы, и полоснул по плечу левого. Первый враг охнул и отпрыгнул в сторону. Второй кратко выругался и в стремительном развороте пырнул меня ножом прямо в лицо.

Я только и успела, что отвернуть голову — и нож разбойника вместо того, чтобы вонзиться в глаз, рассёк мне правую бровь.

В том самом месте, где никогда не было шрама. А кровоточащая рана однажды была. И летящий в глаз вражеский нож — был.