С матерью Кости меня больше ничего не связывает, хотя она и пытается вернуть наши отношения на прежний уровень. Тот факт, что наши дети теперь женаты, Оксану, в отличие от меня, не смущает.

Меня, наверное, тоже не смущал бы. Если бы не все остальное.

Перед глазами встает последний вечер, который Оксана провела в нашем доме. Юля тогда впервые сообщила о своей беременности.

Как и я, Оксана тоже была родителем-одиночкой. Но если моя жена умерла, отец Кости испугался ответственности и был таков. Детство Юли было тяжелым периодом и по многим для меня причинам: денег постоянно не хватало, сна было мало, но я все равно вспоминаю те дни без горечи или ненависти. Юля была совсем крошкой и не понимала, почему ее оставили без материнского тепла.

А я… Просто делал все, чтобы обеспечить своего ребенка лучшим. Работал от зари до зари, а все время, что мог, проводил с дочкой, о которой поначалу заботилась моя мама. Родителей моей жены в живых не было.

Но потом я и сам разобрался, что к чему.

Заработав на квартиру, я перевез дочку в город, выбрал хороший сад к тому времени и дело пошло в гору. Что бы не происходило на работе, я всегда забирал ее из сада, читал сказки перед сном и во всем поддерживал. Когда она, едва научившись говорить, заявила, что хочет танцевать – я сделал все, чтобы найти ей самую лучшую балетную студию, хотя сам театральное искусство как не понимал, так и не понимаю.

Мог ли я отвернуться от дочери, узнав о ее ранней беременности? Разумеется, нет. Юля была для меня всем. Моим долгом было поддерживать ее, а не осуждать. Пусть я и не сразу смирился с тем, что моя девочка так рано повзрослела.

Оксана же…

Я ценил в ней семейность, у нее тоже был сын, которого она рано родила. И я думал, что мы с ней хотя бы в этом на одной волне.

Но, когда Юля рассказала о беременности, Оксана впервые дала волю тем чувствам, которые раньше скрывала от меня. Если я вспоминал детство Юли с теплой грустью, поскольку остался один на один с ребенком, для Оксаны те дни были ярмом на шее. А ее сын – тем, кто навсегда изменил ее жизнь. И не в лучшую сторону.

И когда Оксана посоветовала моей дочери бежать на аборт, принял единственное возможное решение – поставить точку в этих отношениях.

Оксана стала моей последней попыткой создать собственную семью.

Я бы предпочел с ней больше не встречаться, но, во-первых, у нас общий внук, хотя бабушкой Оксана быть не готова. А во-вторых, аккуратно выяснить все о двойной жизни, которую ведет Лея, мне больше не у кого.

Погрузившись в мысли, привычно иду следом за официантом к свободному столику. Перебирая в памяти блюда меню, с тоской вспоминаю «Оливье» и курицу-гриль, приготовленные по случаю приезда Леи. В меня тогда кусок не лез, а жаль. Не знаю, почему Костя так упрямится и не идет учиться на повара, по-моему, это его призвание.

Заняв столик, думаю, как повернуть разговор с Оксаной к интересующей меня теме, но чей-то пристальный взгляд возвращает меня к реальности.

Неужели Оксана приехала так быстро?

При виде густо подведенных черных глаз под кожей растекается лава.

Пойманная врасплох, Лея даже не пытается отвести взгляд. Она смотрит на меня в упор, тем же непроницаемым и нечитаемым взглядом, который снова влечет меня магнитом.

Встаю и иду к ней.

Не будем же мы в гляделки играть, верно? Что бы ни произошло раньше, это все еще Лея, подруга моей дочери, я видел ее нескладной девчонкой, а о том, какой она стала теперь, я всячески пытаюсь забыть.

Но забыть об этом особенно сложно, когда темная помада на губах так и притягивает мой взгляд.

Сажусь за ее столик, при этом, даже не спрашивая разрешения.

Лея только вскидывает бровь, но вслух ничего не говорит.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю вместо приветствия.

В Питере хватает ресторанов. И в то, что она оказалась в этой траттории возле моего офиса случайно – я не верю.

Поразительно, что я обрадовался бы ее любому, даже надуманному визиту в мой офис, а вот такая случайная встреча меня бесит.

Вот почему я не очень-то приветлив. Она вызывает во мне слишком много противоречивых эмоций, а я отвык от сложных чувств.

Официант ставит перед Леей тарелку салата.

– Не поверите, – отвечает она. – Я тут ем.

От моего аппетита снова не осталось и следа, так что заказываю только «эспрессо» и бутылку воды.

Лея самообладание не теряет, как и аппетит. Жует, глядя перед собой, и делая вид, что меня рядом нет.

– Но почему ты решила пообедать именно в этой траттории?

Не говоря ни слова и не отрываясь от салата, достает огромный пакет с логотипом офтальмологической клиники, брошенный на свободный стул.

Сочтя, что этого ответа для меня будет достаточно, опять принимается за хрустящие листья.

Ходила, значит, в клинику? Ну да, судя по адресу, недалеко.

Но на Лее невероятно короткая темная юбка, и я прекрасно вижу обтянутые темными колготками бедра. Замшевые сапоги выше колен. А водолазка даром, что связана из плотной нити. Как и тот красный свитер, который был на ней в аэропорту, водолазка не доходит ей даже до талии. Я вижу полоску загорелой кожи на животе, чуть выше пупка. Что за страсть к коротким кофтам? Ладно, в Израиле, но в Питере сегодня минус пять и идет мокрый снег.