И вот она снова вступала в новый для себя этап жизненного пути. И разукрашивали их не только сочные весенние краски, но и многочисленные ленты, бусы и гирлянды из разнотравья и цветов, стараниями поселенцев навешанные на дома, столбы и арки из гибкой лозы.

Саму Анифу одели в самый роскошный и дорогой наряд, который она только видела в местных краях. Темно-лиловое платье облегало ее фигуру, подчеркивая формы, а искусная вышивка и многочисленные драгоценности сверкали на солнце, окружая ее сияющим ореолом и подсвечивая безукоризненную и светлую кожу. Черные волосы — старательно расчесанные и украшенные вплетенными в тонкие косицы цветами — водопадом струились ниже ягодиц, переливаясь настоящим шелком. Разглядывая их, кумушки и подружки восторженно охали и осыпали её комплиментами, называя самой красивой на свете невестой.

Перед тем, как встретиться с женихами, Анифе пришлось пройти через знакомые по ранее виденным свадьбам обряды — с особым снопом из трав она обошла несколько домов и провела ритуал, восхваляющий и умасливающий богов. Вместе с незамужними девушками она поднялась на капище и принесла чисто женскую жертву — свежий каравай под вышитым ее рукой полотенцем и корзинку с лакомствами и цветами. А после, спустившись к реке, отдали честь водной стихии, пустив по волнам венки под громкую и мелодичную песню, которую позже подхватили и подошедшие для начала основного торжества мужчины городища.

Анифу посадили в украшенную все теми же цветочными гирляндами и лентами лодку и отправили по реке. Близился самый важный и ключевой момент — теперь женихи должны были поймать лодочку и собственноручно забрать из неё свою невесту, чтобы вернуть на землю и подвести к жрице, которая и проведет над ними свадебный ритуал и выслушает их клятвы.

Как ни странно, женщина совершенно не волновалась. Прошло и беспокойство, и смущение. Она с любопытством глядела на собравшихся ради торжества людей, с удовольствием слушала нескончаемые песнопения и искренний смех и иногда выцепляла взглядом снующих то там, то здесь Рана, Далию и Инга. Ее дети тоже улыбались и выглядели довольными и с наслаждением принимали участие в всеобщем веселье. Дочка даже решила порадовать Анифу и надела невероятно женственный наряд, сделавшим ее немного старше, распустила волосы и украсила их цветочным убором. В таком виде Далия выглядела уже не сорванцом, а весьма привлекательной молодой особой, обещающей вырасти в прекрасную девушку. Не изменила себя Далия только в одном — прицепила к пояску свою любимый, подаренный Свеном кинжал. И носила это своеобразное украшение с гордостью и удовлетворением.

Но радость за дочку отступила на второй план, стоило Анифе увидеть своих женихов. Они традиционно появились на берегу из толпы, и без каких-либо раздумий и сомнений бросились в воду, чтобы добраться до своей суженной. На первый взгляд это выглядело, как соревнование, и женщина без труда уловила полные сомнений мысли некоторых людей: как же они понесут ее? Будет ли это значит, что испытание успешно пройдено?

Но те не зря были не только братьями, но и близкими товарищами. Они разделили свою “ношу” между собой, поэтому часть пути ее пронес Свен (не забыв, естественно, под всеобщие ухмылки и ликование пощупать ее за всякие места и даже жадно, на глазах у всех, поцеловать), а остальную часть — Сигурд, который повел себя не в пример приличнее. Хотя, поставив женщину на песок, тоже поцеловал, обхватив ладонями ее лицо. А после они повели ее, встав с двух сторон и обняв, к небольшому деревянному постаменту с аркой, где их уже поджидала одетая в церемониальное облачение жрица с мальчиком-помощником.

Несмотря на поддержку мужчин и в целом благостную атмосферу, царящую над торжеством, Анифа неожиданно почувствовала уже хорошо знакомый её флёр беспокойства. Рассеянно слушая витиеватую и пространную речь жрицы, чье лицо было традиционно разукрашено ярким макияжем, она не смогла удержаться, и украдкой огляделась, пытаясь понять причину внезапной тревоги. И ничего особенно не увидела.

Собравшиеся вокруг люди глядели на невесту и женихов дружелюбно и с интересом. Большинство добродушно улыбались и тихо перешептывались. Кто-то, по своему обыкновению, был спокоен и серьезен, с уважением внимая происходящему таинству. Кто-то (а именно те, кто приняли на себя роль подружек брачующейся), откровенно умилялись и тихонько роняли слезы и вздохи восхищения и восторга.

Семья ярла стояла ближе всех. Сам Тормод выглядел до невозможности довольно и радостно, видимо, разделяя свалившееся на “молодых” счастье. Фригг улыбалась, ее муж тоже.

Хильду Анифа не увидела.

И потому заволновалась еще больше, так как с самого утра узнала, что младшая дочь ярла с утра чувствовала себя прекрасно и не собиралась пропускать свадьбу ненавистной знахарки.

Неужели задумала что-то? Неужели Анифе опять надобно ожидать очередные козни?

Из-за неприятных мыслей женщина почти пропустила начало озвучивания обоюдных клятв. Мягкое пожатие мужской ладони на локотке привлек ее внимание, и Анифа с легким смущением уставилась на мужей.

Первым заговорил, следуя старшинству, Сигурд. Едва ли женщина в полной мере понимала всё, что он произносил, но не проникнутся смыслом произнесенных мужчиной слов не могла. Согласно традициям, северянин говорил долго и витиевато. Он говорил о верности и долге перед супругой, о вечной заботе и любви. Слова всё лились и лились с его незаметно улыбающихся губ и завораживали подобно заклинанию. Они чаровали и нежили женщину, расслабляли и воодушевляли, сметая прочь всяческие тревоги и сомнения. Незаметно для себя Анифа тоже стала улыбаться — восторженно и одухотворенно.

После старшего брата свою клятву озвучил и Свен. Его голос звучал грубее и не так проникновенно, но в них была страсть и сила, заставляющая верить в каждое слово, доверять в их правдивость и искренность.

Узкие ободки золотых колечек скользнули на пальчики Анифы. Мужчины задержали свои ладони на ее руках, ненавязчиво поглаживая и подбадривая. Вот настал и её черед.

Нужные слова сорвались с ее губ прежде, чем женщина успела их осмыслить. Необходимые фразы и правильные обороты озвучивались словно сами собой, выплескивая все, что давно согревало ее сердце и душу. Анифа тоже приносила свою клятву — искреннюю и горячую, буквально растворяясь в сером омуте устремленных на нее двух пар одинаковых глаз.