Шрифт:
Он послал ко всем чертям толпу зевак и фигляров, ловящих рыбу в мутной воде, ротозеев, сбежавшихся на его первые лекции. Тотчас же он начал получать от интриганов, аферистов, религиозных шарлатанов предложения сотрудничества, обещания, угрозы, шантажирующие письма. Он не терпел никаких посягательств на себя. Он отбрасывал всякие объединения одной секты против другой. И ни разу он не избегал случая вступить в открытую борьбу, и борьбу беспощадную, против всех "комбинаций", стремившихся его использовать.
Поспешим сказать, к чести Америки, что эта нравственная неподкупность, этот мужественный идеализм, эта бесстрашная честность привлекли ему со всех сторон избранный круг защитников и почитателей, из которых образовалась группа его первых западных учеников и наиболее активных работников в его деле возрождения Индии.
IV. Америка в период первого путешествия Вивекананды. Англосаксонские предшественники азиатских учений: Эмерсон, Торо, Уот Уитмен
Было бы весьма интересно знать в точности, каким образом в течение XIX века американская мысль прониклась, непосредственно или посредственно, индусскими влияниями, так как несомненно, что они сыграли свою роль в формировании своеобразного морального и религиозного склада современной Америки, который так трудно понять чистому европейцу, — этого удивительного сочетания англосаксонского пуританизма, деятельного оптимизма янки, прагматизма, наукообразности, псевдоведантизма. Сколько мне известно, ни один историк серьезно этим не занимался. Между тем, это психологическая проблема первостепенной важности, имеющая значение для историка всей нашей цивилизации. В настоящий момент у меня нет данных, чтобы ее разрешить, но я хочу по крайней мере выделить некоторые ее элементы.
По-видимому, одним из главных проводников индусской мысли в Соединенных штатах был Эмерсон [59] , а Эмерсон, как кажется, испытал в этом отношении сильное воздействие Торо.
Он был предрасположен к подобным влияниям; уже с 1830 года они начинают чувствоваться в его "Дневнике", где попадаются ссылки на индусские религиозные тексты. Его знаменитая речь в 1839 году в Гарвардском университете, вызвавшая в свое время возмущение, выражает веру в божественное в человеке, достаточно близкую к учению о душе Atman Brahman. Правда, он тесно связывает с ней моральное или моралистское представление, характерное лично для него и для его расы. Но в конечном счете она приводит к осуществлению в подлинном экстазе йоги "справедливости", понимаемой в двойном смысле: нравственного блага и космического равновесия; к ней примешивается одновременно Карма (действие), Бхакти (любовь) и Джнана (мудрость) [60] .
59
Мне указали на статью одного индуса, Герамбачандра Майтра: "Эмерсон с точки зрения индуса", в "Harvard Theological Review", 1911. Я не имел возможности с ней ознакомиться.
Уже после того, как вышла в свет настоящая книга, Фредерик Айв Карпентер опубликовал работу "Эмерсон и Азия" (Кембридж, Harvard University Press, 1930), которая полностью освещает этот вопрос.
60
"Поскольку человек справедлив в своем сердце, постольку этот человек — Бог… Бессмертие, божественное величие вошли со справедливостью в его сердце… Все существа исходят от одного духа, носящего в своих различных проявлениях разные названия: любви, справедливости или мудрости, как океан получает другие имена, омывая другие побережья… Знание этого закона пробуждает в душе религиозное чувство, являющееся для нас источником высшего счастья. Чудесное могущество, чарующее и увлекающее! Это — воздух высоких вершин, это — красота неба, это — безмолвное пение звезд, это — счастье человека…" (речь в Гарвардском университете, 1838 год, Miscellanies, 1868, стр. 120). "Эмерсон, — говорит Вильям Джемс, — верит в божественную вселенскую душу, нравственную по существу". Перед божественной справедливостью все должно склониться, насекомые, и люди, и светила". Эта справедливость, эта нравственная сущность не должны быть сужены до того ограниченного смысла, в каком мы их понимаем в обыденной жизни; они имеют трансцендентальный характер. "Могущество в природе есть мера права". Эмерсону всегда присуще глубокое космическое чувство, эта имманентность оживляет его морализм и сообщает ему величие.
Эмерсон был не особенно методичен в своем чтении, как и в писаниях. Кабо в своей работе о нем говорит, что он часто ограничивался выдержками и цитатами, вместо того чтобы читать книги целиком. Торо, напротив, был большим любителем чтения, и с 1837-го по 1862 год он жил по соседству с Эмерсоном. В июле 1846 года Эмерсон отмечает, что Торо читал ему выдержки из своей "Недели на реках Конкорд и Мерримек". А эта "Неделя" (Week, глава Monday) — бурное море восхищения Гитой, великими поэмами и высочайшей философией Индии. Торо хотел бы составить joint Bible (сводную Библию) из священных книг Азии — индусских, китайских, персидских, еврейских, чтобы нести ее "к границам мира", и берет девизом "Ex Oriente lux" [61] .
61
Торо цитирует источники: французский перевод Гиты, автора которого он не называет, по-видимому перевод Бюрнуфа, вышедший в 1840 г., и чаще всего — английский перевод Чарльза Уилькинса, который издан в 1846 г. с предисловием Уоррена Гастингса. Я упоминал о том, что этот великий человек, этот завоеватель (Гастингс), покорив Индию, почувствовал и публично признал духовное первенство страны Вед. Еще в 1786 году он рекомендовал председателю Ост-Индской компании перевести Бхагавадгиту и написал к переводу предисловие. В моей "Жизни Рамакришны" я цитировал по Торо прекрасные слова, в которых Уоррен Гастингс свидетельствует, что "создатели индийской философии будут жить, когда британское владычество в Индии давно прекратится". Торо цитирует и другие индусские сочинения, например "Сакунталу" Калидасы и восторгается Ману, известным ему по переводам Вильяма Джонса. Его "Путешествие в течение недели", которое он писал начиная с 1839 года, было напечатано в 1849 году.
Я обязан этими сведениями мисс Этель Сиджвик, которая любезно подобрала их для меня с просвещенной помощью Master of Balliod College и проф. Годдарда в Gwarthmore College (Пенсильвания). Приношу им за это благодарность.
Можно думать, что эти влияния не прошли бесследно для Эмерсона и что ему сообщился пламенный азиатизм Торо.
То было время, когда "Club Transcendental", основанный им в Бостоне, развивал наиболее кипучую деятельность; с 1840 года в трехмесячном журнале "The Dial", который он издавал вместе с американской Гипатией, Маргаритой Фуллер, печатались переводы с восточных языков. Потрясение, испытанное Эмерсоном от знакомства с индийской философией, было, очевидно, очень сильно, если он мог написать в 1856 году такое глубоко проникнутое ведантизмом стихотворение, как его прекрасный "Брама" [62] .
62
Читателю будет интересно найти здесь его перевод:
"Если красный убийца думает, что он убивает, Или убитый думает, что он убит, Они не знают моих тайных путей. Они проходят и вновь возвращаются. Далекое и забытое — для меня близко. Тень и солнце — одно и то же. Мне являются исчезнувшие боги. И слава и позор — для меня одно. Плохо рассчитывают те, кто не считается со мною, Когда они убегают от меня; я — их крылья; Я — сомневающийся и сомнение, Я — тот, кого воспевают Брахманы. Сильные боги тоскуют по моему обиталищу, И напрасно жаждут этого Семь священных, Но ты, смиренный искатель добра, Найди меня и повернись спиной к небу!"Мои друзья Уолдо Франк и Ван Вик Брукс сообщили мне весьма важные сведения. В 1854 году англичанин Чольмондлей, племянник великого епископа Реджинальда Гебера, посетил Конкорд и подружился со всем интеллигентным населением имения. Возвратившись в Англию, он преподнес Торо целую коллекцию восточных классиков в 44 томах. Торо говорит, что почти ни одного из этих произведений нельзя было найти в Америке. Позволительно думать, что стихотворение "Брама" Эмерсона явилось цветком дерева, только что жадно впитавшего воды этого ливня из Индии.
Нужно вспомнить, что Новая Англия переживала тогда кризис духовного обновления и восторженного идеализма, который соответствовал (весьма отличаясь от него в своих основах, менее культурных, более крепких, бесконечно более близких к природе) вспышке идеализма у нас в Европе перед 1848 годом [63] . Анархистский Brookfarm Джорджа Риплея (между 1840-м и 1847 годом), беспокойное общество "Друзей всеобщего прогресса" (в 1840 году) в Бостоне объединяли мужчин и женщин различных убеждений и различных профессий, сжигаемых избытком первобытных сил, которые стремились освободиться от лжи прошлого, не зная, какую принять истину: ибо человечество не может жить, если не убедит себя, что обладает Истиной [64] .
63
Один из бесчисленных примеров синхронизма человеческой души в ее самых различных этнических выражениях, который часто заставлял меня думать, изучая историю, о разных ветвях одного и того же дерева, вместе переживающих смены времен года.
64
Джон Морлей, в своем критическом этюде об Эмерсоне, прекрасно изобразил этот период интеллектуального опьянения, эту "болезнь энтузиазма", как говорил Шефтсбери, которая с 1820-го по 1848 год кружила головы обитателям Новой Англии.
Гарольд Д. Карей в недавней статье в The Bookman (февраль 1929 года), посвященной главным образом загадочному Brookfarm, установил революционный характер этого духовного и социального движения, которое произвело на правящие классы и общественное мнение среднего обывателя впечатление "большевизма". Поднялось смятение и беспокойное бешенство. Они обратились прежде всего против Эмерсона, которого считали более всего ответственным за этот дух восстания. В нашу эпоху смелая роль Эмерсона незаслуженно забыта. Его современники и друзья — Торо и Теодор Паркер дерзали публично клеймить лживость закона и мужественно боролись против нарождающегося чудовища делового империализма (по случаю войны с Мексикой, затеянной американским правительством в 1847 году).
Увы! Та, с кем сочетался дух последующего полувека Америки, не оправдала смелых ожиданий медового месяца. Истина еще не созрела. И тем более не созрели те, кто хотел овладеть ею.
Это объясняется, однако, не отсутствием благородных идей, идей-сил, но их поглотили слишком быстро, не дав себе времени здраво их усвоить. Нервные потрясения, вызванные большими политическими и социальными потрясениями после великой междоусобной войны, болезненная поспешность, создавшая впоследствии бешеный темп жизни, на долгое время вывели из равновесия американский ум.