–– Если хоть волос… – серьезно начал Среда, поворачиваясь на диване к ней.

–– Ай-ай-ай! – Ульяна схватилась за потревоженную его поворотом рану. – Все, все, иди давай!

Она вытолкала Среду с дивана, отчего тот фыркнул, но все равно пошел к выходу. Уже в прихожей заметил за спиной Аврору, которая стояла и все ждала, когда отец обратит на нее внимание. Ей было не привыкать к тому, что он постоянно уходит на работу, нарушая данные им обещания. Но в этот раз все было серьезнее. Не просто смотрела на спину отца так, будто ей все равно. Она боялась.

–– Эй, ты чего дуешься? – повернулся Дима. Подойдя к ней и присев, он осторожно взял ее за холодные плечики и глянул в глаза. Устало улыбнувшись, пальцами убрал ее огненные рыжие волосы за ушко, поправив очки на веснушчатом носу. – Малыш, я скоро вернусь, это моя работа.

–– Но ведь ты можешь отказаться… – попыталась она.

–– Нет, Аврора, я не могу. На кону стоит и твоя жизнь, это слишком серьезно, чтобы я отвернулся.

–– Но ты отвернулся от нас! Где мой папа?

–– Малышка, не разбивай мне сердце. – попытался обнять ее он, однако та, мыкнув, вырвалась из объятий, отвернувшись. Пусть она и была уже взрослой, обиды в ней были давние, детские. – Я обещал твоей маме защитить всех нас. Защитить тот мир, где мы живем, и я должен это сделать снова.

–– Тогда почему ты не смог защитить ее? – бросила она. В этот момент в голову мужчины словно попала молния и на мгновение сознание помутнело. – Уходи. Ты должен спасти их мир.

Она зашагала к себе в комнату. Это заметила Бронислава. Подошла к Диме, по-родному обняв. Время еще было, и они могли позволить себе пару секунд вот так постоять – посреди коридора, вещей и документов, которые Среда уже успел достать из потайного дна тумбочки. С грустью на глазах, Слава наконец отцепилась от брата, поправив на нем ворот футболки. О, это был ее любимый прием. Если поправила – самой на душе спокойнее. А вот у Среды спокойствия не было. Он принял слова дочери близко к себе, понял, о чем она. Это его тяготило. Для него на свете не осталось больше ничего, кроме этого рыжеволосого дьяволенка, что заваливает все предметы и ругается с папой, но все равно в глубине души любит его больше всех.

–– Я быстро вернусь, вот увидите. – приободрил он сестру, складывая в заплечную сумку паспорта и деньги. – Два дня на операцию и вернусь домой. Пригляди за Ульяной, она поможет вам скрыться. Вы можете оказаться под ударом, потому пистолет я оставлю вам.

Он протянул ей рукояткой вперед свой Макаров в кобуре. Сестра несколько неохотно приняла оружие, но все равно достала посмотреть. «В самолет все равно не пустят с ним» – отшутился Среда, зашнуровывая кроссовки на ногах. Раздалось едва слышное сопение. И это была не Аврора. Она-то, как раз, сидела перед спящей Ульяной и пристально смотрела на нее. Переглянувшись с сестрой, Дима улыбнулся и вышел за двери.

Последний раз, когда Дима был в Берлине, он запомнил город другим. Тогда это был еще павший форпост социализма. Приятный и притягивающий мегаполис. До того, как отца вывели из Восточного Берлина на Родину, Среда успел вдоволь нагуляться по кварталам с пятиэтажками и универмагами подозрительно похожими на советские. Помнил он широкие дороги с неказистыми, но разноцветными автомобилями. Помнил и Стену, возле которой постоянно несли вахту автоматчики. Они не вызывали страха, а иногда даже помогали найти дорогу в извилистых улочках. Все, что говорили о полицейских тогда было простым враньем: что западные не были зверями, что восточные. Это были приветливые мужчины в форме, которые умудрялись иной раз сами переходить сектор обстрела безнаказанно. Все равно были единым народом. Германия ассоциировалась у Димы с детством, была мирной и спокойной в приятных воспоминаниях.

Но теперь это был совсем непритягательный край. Первое, что встретило его – проливной дождь, который, видимо, и не собирался заканчиваться. Даже в середине дня все небо было затянуто серыми тучами. Но это была не главная проблема города, да и всей страны сейчас.

Среда шел вдоль одной из дорог, ведущих по городу паутиной. Он не мог поверить в то, что видел. Многие окна были наглухо заколочены, в витринах, как в сорок пятом, лежали мешки с песком. Кое-где с характерными отметинами от пуль были двери и стены. В проходах меж домов остались следы от баррикад, хотя полицейские бригады их оперативно разбирали, чтобы увезти из города. В Германии уже больше года кипел народ. Восточным не нравилось, что американцы наращивают свое влияние на регион, размещают здесь свои ракетные комплексы средней дальности, вопреки всем договорам. А западным немцам не нравились восточные, потому что считали, что США сможет защитить страну от российской агрессии. Все же глупая и не продуманная пропаганда с обоих сторон давала свои плоды, и народ снова делился. Решившие не молчать «осси» били первыми: забастовки, стачки – все как по учебнику. Город превращался в зону боев и лишь изредка удавалось добиться тишины. Но она была не такая, как обычно. В ней не было умиротворения и примирения, в ней был гнет и замалчивание. Все же Запад каждый раз оказывался сильнее.

Из подворотни раздался крик. Глянув в сторону возгласа, Дима прошел подальше и заглянул за угол дома. Там был патруль. С пяти часов вечера, как и всю ночь, был комендантский час – можно было выйти только по спецпропускам. Среде стоило искать другой маршрут.

–– Вам запрещено покидать место проживания в комендантский час! – раздался удар и протяжный стон.

Патруль ломал пару каких-то бедолаг. Один из тех был покрупнее, а второй более щуплый. Свернув нарушителей в бараний рог, полицаи начали потрошить их карманы и вываливать прямо на землю под дождь все содержимое – бумажники, паспорта. Внезапно на отвороте куртки показался пришитый шеврон армии ГДР. Его, как слышал Дима, использовали для опознания в ячейках сопротивлений Восточной Германии. Со времен Восточного Блока этого добра осталось навалом. Полицай махом телескопической дубинки отвесил удар по голове. Резким пинком в живот, патрульный поставил второго на колени, явно почувствовав свою власть. Это было произвол, но Среда не мог вмешиваться. Снова раздался удар. Еще и еще! Лежачего втаптывали в грязь.

Дима огляделся. Позади был кафетерий с заколоченными не самыми сортовыми досками разбитыми витринами. Он быстро зашагал туда. Дождь мог на время скрыть его у самой домовой стенки, и этим нужно было воспользоваться. Перешагнув лужу, он приблизился к двери кафе, но та оказалась запертой. Постучавшись, Дима обернулся. Неспешно приближался другой патруль. И хоть полицейские переговаривались между собой, и не следили так пристально за округой, угроза оставалась реальной.

–– Мы закрыты. – ответили за дверью. – Прошу вас, уходите.