Комиссар направился к двери. Проходя мимо мольберта с портретом Рэнэ, он остановился.

— Мадам д’Юмэн, не так ли?

Ноэль выразил удивление:

— Вы знаете Рэнэ?

— Вчера с ней впервые познакомился: надо было задать ей несколько вопросов, как и вам. Очаровательная молодая женщина, не правда ли? Общение с ней, наверное, особо укрепляет супружеское согласие в семьях ее подруг?

Ноэль так не ожидал замечания в этом роду, что у него прямо дух захватило, и он не ответил на «до свиданья» комиссара. Он глядел, как тот осторожно спускается по лестнице, останавливается, чтобы застегнуть перчатки, высоко поднимает шляпу, приветствуя проходившую через двор мадам Эльяс, хозяйку магазина игрушек:

— Добрый день, мадам.

— Добрый день, месье комиссар.

Через секунду Ноэль кубарем слетел по лестнице:

— Одну минутку, мадам Эльяс! Хочу только спросить: вы знаете мужчину, который только что отсюда вышел?

— Ну, конечно, месье Ноэль. Он расследует дело авеню Семирамиды, говорят.

— Когда вы с ним впервые встретились?

— Вчера после обеда. Хотел с вами поговорить, да вас дома не было.

— Он вас допрашивал?

— Не совсем. Спросил только: «Не знаете ли, был ли дома месье Мартэн вечером в прошлую пятницу?»

— И что вы ему ответили?

— Что могу поклясться, что вы никуда не выходили, потому что свет горел и радио было слышно, когда я через двор проходила. Ничего в этом нет плохого, месье Мартэн?

Нет, конечно!

— Знаю я этих полицейских! В таких делах всегда неплохо, когда есть кто-то, кто может дать свидетельство в вашу пользу.

— Это так, само собой. Спасибо большое, мадам Эльяс.

Ноэль с досадой подумал, что вот придумал себе нескладное алиби, а ведь единственного показания домовладелицы наверняка хватило бы, чтобы отвести от него малейшее подозрение.

Суббота оказалась днем визитов…

Около десяти утра, когда еще не вполне проснувшийся Ноэль слонялся по мастерской, кто-то постучал в стекло двери.

Это была Юдифь Вейль в строгом черном костюме.

Ноэль был так удивлен, увидев ее совершенно обычной, как всегда, что, здороваясь, не смог скрыть своего смущения.

Он уже собирался старательно объяснить ей, почему не пошел на похороны Иуды, но она остановила его жестом затянутой в перчатку руки, и направилась к мольберту.

— Над чем вы работаете?

Ноэль находился с Юдифь Вейль в довольно странных отношениях. Она относилась и к нему, и к Бэль в некоторой степени по-матерински. Но однажды, к его величайшему удивлению, она притянула его к себе и поцеловала в губы, хотя то обстоятельство, что они три недели до этого не виделись, вовсе не объясняло такого бурного проявления нежных чувств. «Венгерский обычай!» — со смехом сказала Юдифь. Но и по многим другим признакам: ее постоянному интересу к его работе, какой-то детской зависти, заставлявшей ее непрестанно критиковать его модели, осторожным советам насчет его здоровья, некоторой жесткости, с коей она подчас упрекала Бэль за то, что та не всегда подчиняется прихотям мужа, Ноэль чувствовал, что нравится ей, что ее влечет к нему нечто куда более сильное, чем простой каприз. Что позволяло Бэль на его «твой Иуда» парировать «твоя Юдифь». А это тоже затрагивало его самолюбие, внушало ему весьма удобный способ мщения: он много раз ловил себя на том, что думает, глядя на Юдифь: «Если б я только захотел…»

— Да это ведь Рэнэ!

Он понял, что она не хочет говорить об умершем, не желает, чтобы он проявлял жалость. Глаза ее были красны от слез. Поспешно наложенная краска местами стерлась, пудра кое-где осыпалась. Даже траур Юдифь Вейль был очень личным, своеобразным: не желая жульничать, она впервые пошла на то, чтобы показать всем и каждому свой истинный возраст.

Ноэль почувствовал, что должен что-то сказать:

— Надеюсь, что смогу показать ее выражение зверька-лакомки. Боюсь только, что трудно будет выразить иронию рта, жесткий подбородок…

Даже в присутствии Юдифи он не испытывал ни малейших угрызений совести. Да, конечно, он убил Вейля собственными руками. Но собаке — собачья смерть. Было просто невозможно вообразить Иуду Вейля в счастливой старости в окружении родных и близких. Да и мучениям Юдифи наступил конец…

— Вам не кажется, что платье малость слишком широко?

— Нет, это нарочно. Вот только руки пока еще не очень-то живые. Напишу их в последнюю очередь, я их хорошо знаю.

— Бэль дома?

— Ага, одевается.

— Не видели еще Джоан после…

— Нет.

Ее голос стал таким, что почти превратился в шепот:

— Сегодня утром она пела в ванне…

— Здравствуйте, Юди! Извините, что заставила ждать, но я была в одной комбинации.

Кого-нибудь другого этот естественный тон обманул бы. Но Ноэля не проведешь. Неожиданное появление Юдифи наверняка привело Бэль в такое же замешательство, как и его самого.

— Не извиняйтесь, милочка. Просто захотела проведать вас по дороге.

Юдифь выражалась с обычной четкостью. Но не смогла удержаться и добавила тем же тихим, будто виноватым, голосом, которым произнесла имя Джоан: