Оделся так, чтобы пуговиц на наряде по минимуму осталось, дабы потом у врача меньше времени тратить на расстёгивание и застёгивание этих злосчастных непослушных махоньких пуговок. А чтобы одежду не заправлять в брюки, чтобы поменьше суетиться в медицинском кабинете, особо не копошиться при раздевании-одевании, не колдовать над брючным ремнём, над хитромудрой его защёлкой и не смущать девок своей распахнутой наизнанку ширинкой, решил навыпуск что-либо надеть. Поэтому рубашку с застёжками даже с плечиков снимать не стал. Ого, голь на выдумки хитра. Где наша не пропадала…

Теперь на нём была тёмная удлинённая хлопчатобумажная футболка, сверху свитер шерстяной с большим стоячим воротником, закрывающим горло до самого подбородка, а поверх джемпера для фасона красовалась тонкая трикотажная курточка на молнии, в большой накладной карман которой он положил документы. Их он также называл на свой собственный лад – «тугаменты». Кульков – оригинал. Выдумщик он. Индивидуал.

В прихожей Василий быстрым натренированным движением скинул домашние тапочки и машинально, стоя на одной ноге, второй нашарил горловину правого ботинка. Рукой он держался за косяк двери, балансируя при этом как эквилибрист в цирке, и думая про нежданно-негаданно навалившуюся на него хворобу. Собрался уже сунуть в башмак ступню в синем, слегка дырявом носке. Но… его что-то остановило. Не так… что-то…

Кульков глянул вниз и обомлел: на чёрной коже его драгоценных чоботов, сверху, с боков и сзади сплошными взаимно перекрещивающимися косыми линиями, фигурами, змейками и загогулинами извивались мутные белёсые замысловатые узоры и пятна с бесформенными контурами и очертаниями: то ли от соли, то ли от каких-то других химических соединений, растворившихся в уличной снежной каше, по которой он вчера вечером вышагивал по пути домой. Да ещё иногда проваливался в эти рукотворные болотца, чёрт бы их побрал.

Сколько раз он корил себя, что вовремя не споласкивал и не протирал обувь после походов по городским улицам. И просушить её почему-то всегда забывал. Как на грех.

Мало того, что по всей поверхности обувки появлялись с трудом выводимые мудрёные рисунки и разводы, так она ещё теряла свою форму, скукоживалась и даже разваливалась от так называемых «высокотехнологичных» и «экологически чистых» реагентов и смесей, которыми обильно сдабривали площади, дворовые пространства, прилегающие территории, пешеходные тротуары и асфальтобетонное покрытие проезжей части улиц, переулков и тупиков услужливые дворники и дорожные работники по ценному указанию заботливого, умного и мудрого высокого городского начальства.

Обеспокоенного таким безалаберным, таким уродливым и бесчувственным отношением к людям, к обычным жителям многомиллионной столицы, к гражданам огромного российского государства, Василия Никаноровича ещё раз шандарахнуло по вспухшей от ночных неприятностей голове, а затем окунуло в бесконечные философские, социальные и экономические раздумья: «Ну скоко моно издеваться над нашим народом… Когда же это закончится… Надоело уже терпеть».

Сатира, непринятие происходящего и откровенный сарказм завладели его нутром.

Юмор тоже присутствовал, но сатира перебивала, она превалировала. Какой уж тут юмор… коли страшные страдания людские наружу выпячиваются.

Да! Страдания! Страдания и беспомощность!

Да-да! Именно так. Кто-то сознательно, а может… по недоумию… делает это…

Они хотят, чтобы лучше стало… А получается хуже и даже гораздо хуже…

И всегда так происходит. И во всём.

Один ответственный (высокопоставленный) представитель власти даже говорил с высокой трибуны такие странные слова: «Никогда такого не было и вот опять!»

Мол, хотели как лучше…

А получилось, дескать… сами видите как…

Размышления в кульковской вспухшей голове понеслись колесом, накручивая на себя всё больше и больше всяких разных негативных жизненных проблем; широкие раздумья честного и справедливого человека, замечательного гражданина и достойного патриота своей великой Родины охватили многие и многие разваливающиеся отрасли современного народного хозяйства нашей многострадальной страны.

Кульков же экономист по образованию Ему и карты в руки.

«О… какое это безобразие… Сколько испорчено пар обуви из-за такой «заботы» о горожанах – немыслимое количество. А в масштабах всей державы – ого-го…» – Василий Никанорович напыжился, вспомнив экономические формулы и постулаты, и постарался посчитать в уме, прикинуть количество изгаженных и изуродованных ботинок, сапожек, башмаков, туфель и других людских исковерканных чёртовой въедливой химией обуток. Но никак не получалось. Сбивался он. Путался. Метался между цифрами, запятыми и бесконечными нулями. Да, нулей уж очень много получалось. Мильёны… мильярды…