Рантар скинул испачканную одежду, все тело болело от ран и ушибов, но в этом не было ничего нового. Он взял одну из тряпок Гуго и принялся монотонно оттирать лезвия топоров. Правая рука двигалась хуже, и только тут он вспомнил, что забыл вытащить наконечник обломленной стрелы из плеча. Слегка скривившись, Рантар вырвал его и бросил в подготовленный таз с водой. Из раны текли тонкие струйки крови, а он продолжал рассматривать топоры.

Смерть Бартеса и его людей должна была принести успокоение, возможно, даже удовлетворение, но для Рантара ничего не изменилось. Ни радости, ни избавления он не получил. Пустота в груди как была безгранична, так и осталась, смерть врага не изменила ровным счетом ничего, разве что избавила от возможных неприятностей в ближайшие дни.

Перед тем как зайти в бани Бартеса, Рантар представлял сражение, как он крушит вражеские тела, как хватает этого тупого Бартеса за голову и начинает бить о стол до тех пор, пока хрупкая гоблинская голова не лопается подобно спелому фрукту. Он предвкушал, жаждал этого момента до дрожи. Бартес и его люди должны были заплатить справедливую цену за предательство. И что в итоге? Обычное разочарование. Как будто ничего и не было. Какой в сражении вообще был смысл?

Черные клейма тюльпанов приковывали взгляд Рантара. Когда-то очень давно Антар давал клятвы, надеясь на удивительную жизнь.

«Даешь ли клятву охранять заветы богов? Соблюдать законы силы, кротости и усердия?»

«Даешь ли клятву отказаться от прежней жизни и посвятить свою новую жизнь королевству и его заботам?»

«Даешь ли клятву быть милосердным даже к врагам?»

Рантар предал их все и даже не помнил, когда это случилось. Было ли это до войны, во время или уже после того, как он стал рабом Доротеи? И была ли какая-то разница? В далекие времена он верил в каждое слово, что произносил. Чтил клятвы и следовал им, как и полагается черному тюльпану. Но было нечто важнее: Антар дал обещание своему отцу, принимая эти топоры, обещание, которое так и не смог выполнить.

Когда Рантар наконец-то встретит Фило, сможет ли сделать хоть что-то хорошее для него? Рантару нечего было предложить, а Антар в нём давно умер. Рантар был клятвопреступником, человеком, не умеющим чтить обещания. Люди ненавидели и проклинали его. Что он мог дать сыну, кроме слабости и дурной славы?

Руки начали дрожать, судорога не позволяла сделать и движения, даже разогнуть палец. Рантар весь дрожал. Дрожь рождалась там, в пустоте, а дальше прокатывалась по всему телу из глубины, не давая даже вздохнуть. В простой битве избавиться от нее не удавалось, это Рантар уже понял. Он постарался закрыть глаза, подумать о чем-то или о ком-то другом. Но перед глазами плавали только цветные круги. Рантар засопел, сжимая зубы, и открыл глаза. Топоры вибрировали в руках, но с каждой секундой все меньше и меньше, пока, через целую вечность, он не смог разжать пальцы. Топоры упали с глухим звуком, и он устало вздохнул.

Рантар не отрывал взгляда от тюльпанов. Эту слабость нужно было одолеть – слишком опасно. В банях все прошло без неожиданностей, но впереди было еще много битв, а он уже не так молод, как прежде. Не хватало, чтобы его скрутило в самый ответственный момент. Но проблема лежала там, куда он не хотел возвращаться.

Рантар постарался разозлиться. Ярость питала его, поддерживала, как фундамент, в самые сложные моменты.

«Все должно было быть совсем иначе. Я должен был сходить в подземелье и выйти, добыть шкатулку для Семера и наконец-то узнать судьбу Фило, узнать, где его найти. Но Бартес решил вести свою игру. А потом амеван. Тупой хлюпик обиделся, что я к нему слишком жесток, и решил сделать все по-своему. Я должен был придумать план, как попасть во дворец, а не гоняться за ним по всему городу! Мозгов хоть хватило понять, что нельзя было выпускать на свободу зверя с башни, а что толку? Теперь сидит в какой-нибудь канаве и зализывает раны вместо того, чтобы помогать мне с сыном».

Ярость вспыхнула, но исчезла уже через пару мгновений, оставляя Рантара слабее, чем он был раньше. Он должен найти сына. Он не спас королевство, не спас себя и жену, так хоть сына спасет.

На лестнице послышались шаги, и вскоре в комнату поднялся Гуго. Рантар глубоко вздохнул несколько раз и ударил себя по щеке. Довольно самокопаний.

– Святые имена! Ты себя видел?

– Ничего особенного, – Рантар не хотел двигаться, иначе Гуго мог бы заметить дрожь в его руках.

– Ну да, кого я спрашиваю. Ты словно со скотобойни сбежал. И свиньей был ты.

– Чего тебе надо, Гуго?

– Она ушла. Думаю, насовсем. Я не стал ей мешать.

Рантар вздохнул. Это было ожидаемо. «Жизни людей вокруг разрушаются, если я рядом. Вполне естественно, что она не хочет стать очередной жертвой».

Стоило испытать облегчение. Виктория была своевольной, одержимой, да еще со способностями к магии. Но пустота в груди Рантара почему-то стала шире. Как и после этого идиотского поступка Имвы.

– Я думал, тебе она нужна.

– Справлюсь и сам.

– Вижу, как ты справляешься. Пока получается хреново. Что на очереди? Разрушение городских стен? Сожжение церквей? Убийство графа?

– Ты сильно расстроишься?

– Нет, просто хочу знать, когда это все случится. Хочу быть за пределами города, а не внутри него.

– Не беспокойся. Всего-то и надо, что украсть вещи графа и передать Семеру. Тогда он расскажет о Фило.

– Значит, старый лис все-таки жив, – Гуго заметно протрезвел и в задумчивости тер свой подбородок. – Похоже, безопаснее уехать. Если королева узнает о Семере, то не оставит от города даже пепла.