Шрифт:
Тихонько вздыхаю, понимаю, что кажется действительно немного перегнула палку и направляюсь к подъезду.
Нервы скручиваются тугим комком, и с каждой ступенькой руки начинают подрагивать. Моя обитель впервые за три года впустит кого-то еще, кроме меня. Мой личный зал скорби и памяти, где каждая вещь все еще хранит след Саши. Каждая безделушка и даже маленькая зубная щетка с ручкой в виде динозавра, возле зеркала в ванной комнате.
Я так и не смогла убрать лишнее. И не позволяла притрагиваться Сергею к этим вещам, чтя их как что-то святое и неприкосновенное.
— Ого, — вырывается у Тимофея, как только мы оказываемся на пороге моей квартиры.
Взгляд ребенка тут же прикипает к фотографиям на стенах и он с любопытством маленькой обезьянки, позабыв снять свои грязные ботинки, шлепает по ламинату, оставляя черные следы после себя.
Я скидываю обувь, снимаю кофту, страшась новых вопросов, которые непременно созреют в детской голове.
Вот я одна на берегу Черного моря. На мне летящее белое платье, волосы развеваются на ветру, глаза горят, улыбка озаряет всё вокруг.
Вот свадебная фотография. Где я и Сергей счастливо улыбаемся на камеру. Его крепкая ладонь покоится на моей талии, а я будто бы крошечная рядом с ним, льну к его боку, пряча лицо в букет нежно-розовых роз.
Вот я беременная Сашей, вот и сам новорожденный сыночек, а далее фото из садика, аккурат перед постановкой страшного диагноза.
Я прохожу их все вместе с Тимофеем. Прохожу, закусив изнутри щеку до крови, чтобы не впасть в очередную истерику. Нельзя. Только не сейчас. Только не рядом с Тимой.
— А это твой сын? — спрашивает ребенок, указывая пальцем на последнюю фотографию.
— Да, — хрипло отвечаю я.
— Он умер, да? — грустно продолжает Тим, и я лишь киваю, понимая, что больше не смогу сказать ни слова.
7.1. Яна
«По реке случайных событий всех ведет подруга-судьба.
В мире этом столько открытий — и все для тебя.»
Тина Кароль — Сдаться ты всегда успеешь
Яна
В холодильнике, как бы это прискорбно не звучало, повесилась мышь. Само собой, фигурально. Я даже припомнить не могла, когда в последний раз покупала хоть что-то съестное, иногда даже неделями ограничиваясь одним чаем или вином. Кстати, именно оно было единственным годным для употребления на полках.
Я еще минуту попросту рассматривала нутро холодильника, пока пространство не всколыхнул возмущенный звуковой сигнал. Отшвырнула с глухим отчаяньем дверцу, вздрогнув от слишком громкого характерного хлопка и, повернувшись, задумчиво уставилась на Тимку.
Все это время он планомерно обходил мою квартиру, то и дело зависая по несколько секунд на каждой мелочёвке.
Тимофея интересовало абсолютно всё. От бумажных книг на высоком стеллаже в гостиной, до кухонной утвари на тумбах, которая давно покрылась толстым слоем пыли. Его маленький чуткий нос ищейки умудрялся заглянуть в каждый уголок, тем самым заставляя раз за разом моё сердце выворачиваться наизнанку.
«Ребенок не виноват, что ты съехавшая с катушек истеричка» — про себя повторяла я, как мантру. И все равно вздрагивала, когда детская ладошка хватала с тумбочки рамку с фотографией или детскую книжку, которую я читала Саше перед сном.
Я вновь отвернулась к холодильнику, припечатав себя к одному месту и до мушек перед глазами зажмурилась. Уткнулась лбом в холодную сталь теплоизолированной камеры и попыталась посчитать до десяти.
Надо отвлечься. Первым делом решить что-то с продуктами и одеждой. Не будет же Тима ходить в этих грязных и вонючих обносках. Да и урегулировать вопрос с работой не мешало. Про неё мозг благополучно забыл, вытеснив мысли, насыщенными событиями этого дня.
Допустим, насущный вопрос нашего пропитания решить в век современных технологий очень просто. Заказать доставку продуктов, вспомнить все свои кулинарные навыки, которыми раньше я успешно пользовалась, обожая баловать домочадцев чем-то вкусненьким. Но с остальным…Какой размер одежды у семилетнего ребенка? А обуви? Ему ведь и куртка нужна. На улице, пусть и царствует весна, холода могут еще вернуться и застать врасплох.
— А тут что? — послышался детский голос откуда-то издали.
Со всеми своими размышлениями я потеряла Тимофея из вида. Ребенок же даром времени не терял и обследовав кухню-гостиную, направился вглубь коридора, где было законсервировано самое для меня сокровенное. Место, куда я никогда и никогда не пускала. И не пущу.
— Спальня моего сына.
Я брела к Тиме, будто бы в самом настоящем бреду. Медленно, пошатываясь, делала шаг за шагом и, сжимая ладони в кулаки, впивалась ногтями в кожу.
Эта комната единственное, что у меня осталось. Живое воспоминание о моём маленьком Сашеньке. Воспоминание, которое сейчас столкнулось с новой реальностью. И прошлое схлестнулось с настоящим. И я вновь лицом к лицу со своей болью. Снова в этом же омуте и ни убежать, ни скрыться. Затопит. Утянет на дно, как это обычно и происходило.