Шрифт:
Да. От них бы даже пыли не осталось.
— Та-а-ак… — протянула Акидзучи после того, как услышала его слова. — Вот теперь это уже отдаёт чем-то ненормальным.
— Я могу объяснить, — начал Форсетти.
— Да уж постарайся, — Рен сейчас смотрела на него, как на преступника.
Пальцы Вильяма сжались на круглом проекторе с такой силой, что его грани до боли врезались в кожу.
— Это… как бы тебе сказать. Это не так просто…
— Сложно оправдание придумать?
— Да, нет. Какое к чёрту оправдание… Тут дело в другом.
Пытаясь придумать, как рассказать так, чтобы не подставить себя под нарушение устава, Форсетти потёр лицо ладонями, специально оттягивая время.
— В общем, я не могу рассказать всего. Там до сих пор гриф секретности стоит. Но, если кратко, то я и мой корабль участвовали в одной операции. Не могу сказать, где именно и что мы делали…
— Кто она, Вильям? — потребовала ответа Рен, сложив руки на груди.
— Верденка. Мы заманили в ловушку верденский эсминец…
— Как будто сейчас мы не этим занимаемся.
Форсетти покачал головой.
— Нет, Рен. Ещё до войны. До того, как всё это началось. Это оказался один из их новых «Лучников». Я этого не ожидал… Чёрт, да это и не важно. В общем всё прошло так, как и ожидалось. Мы уничтожили его и спасательные капсулы с экипажем. Их тоже.
Стоящая напротив него женщина изменилась в лице. Будто его слова всколыхнули что-то в её собственных воспоминаниях.
— Вы расстреляли тех, кто спасся? — уже тише спросила она.
Форсетти сглотнул появившиеся в горле ком.
— Д… да. Таков был приказ. Не оставлять свидетелей. Нас там вообще не должно было быть. И знать об этом никто не должен был. Никаких спасшихся. Никаких пленников. Не оставляли после себя ничего. Но в этот раз мы не доделали работу.
Эту часть он истории узнал уже гораздо позже.
После того, как отдал приказ обстрелять спасательные капсулы с верденского эсминца ракетами.
Перед глазами вновь появился тот тёмноволосый парень, сидящий в его палате с пистолетом в руке.
— Её звали Елена, — продолжил он, показав ей проектор. — Елена Смирнова. Она и двое её товарищей смогли спастись с эсминца на десантном боте, насколько я знаю. Их судно пострадало от обломков. Сильно. Они остались без двигателей и связи. Просто болтались в космосе. Мы этого не знали. Просто сделали то, что должны и ушли из системы. Словно нас и не было.
Видимо что-то такое отразилось на его лице, что Рен не стала перебивать. Она просто молча слушала, стараясь загнать собственные воспоминания поглубже.
— Их бот подобрали… подобрали те, с кем мы сотрудничали.
— Сотрудничали? — не поняла Рен.
— Пираты, — коротко пояснил Вильям. — Мы тогда использовали разного рода сброд для нарушения… Короче это не важно. Суть в том, что эти ребята не отличаются особо хорошим отношениям к своим пленным.
Это было ещё мягко сказано. Тот парень хорошо ему рассказал через что пришлось пройти попавшей в их руки женщине. Её насиловали. Принудительно накачивали наркотиками. Издевались. Убили на её глазах её товарищей.
Для него всё это выглядело не просто безумием. Стоило только подумать о том, что кто-то может сделать подобное с женщиной… просто из-за собственного больного и извращённого ума, и рука тянулась к рукояти пистолета.
И судя по лицо стоявшей перед ним Акидзучи, когда он рассказал ей об этом, ощущения у неё были примерно такие же.
— Они убили её? — уже тише спросила она.
— Нет. Не они. Она погибла чуть позже. Помогала в подавлении мятежа на одной планете. Настолько я знаю, именно благодаря её действиям удалось доставить на планету штурмовой отряд, который и спас местного губернатора, заодно прикончив лидера мятежников. Её бот сбили, и она умерла уже после, от ран, полученных во время крушения. По крайней мере мне так рассказали.
— Она погибла. Чуть больше пяти дней назад. Я просто хочу, чтобы ты знал. После всего произошедшего, она не сломалась. Когда потребовалось, она выполнила то, что было нужно. Елена сделала это и поплатилась жизнью. Многие люди поплатились за это…
Сказанные почти три года назад тем парнем слова, вспыхнули в сознании с новой силой.
Он до сих пор помнил тот момент. Как лежал на больничной койке, едва способный соображать после всех препаратов, которыми его накачали врачи.