— Да, матушка?

— Я получила ответ от Лория! — воскликнула она радостно.

— И какой же он? — Таривас подался вперед, жалея, что не может увидеть послание.

— Ультиматум Корвусу. Если тот до конца месяца не отведет армию с земли Дилириса, Аэтернум объявит ему войну!

— Стало быть, нам нужно лишь продержаться? — с облегчением проговорил принц.

— Вы не продержитесь, — раздался вдруг из-за спины спокойный ровный голос.

Таривас, выхватывая меч, обернулся, а мать, отстранив его в сторону, заслонила сына собой.

— Кто ты такая? — процедила она.

"Такая?" — Таривас нахмурился. Никаких эмоций не ощущалось со стороны, откуда слышался голос. Лишь ровное дыхание. — "Она не женщина?"

— Мое имя Питиа, — все столь же спокойно проговорила незнакомка, — и я являюсь посланницей ее величества Кайсы. Она передает свои извинения за то, что до сих пор не начала боевых действий против Вороньего Короля.

— Мне плевать на ее слова! — зло процедила Кэлиста.

Да, голос ее излучал злость, но чувства говорили о страхе.

"Чего мать боится? Кто эта женщина?"

— Не знала, что у нее на побегушках — оракул, — продолжила королева. — Я думала, что кроме Катержины вас в Интерсисе больше нет.

— Все так думают, это удобно, — без каких бы то ни было эмоций ответила Питиа.

"Оракул? Быть не может!"

То, что Кайсе служила ясновидящая, объясняло многое: и ее поразительную осведомленность, и умение подгадывать момент, и талант в выборе исполнителей. Непонятно только, как же она смогла заполучить в свои руки такое дарование.

"Об этом подумаем на досуге. Что она имела в виду, говоря о том, что мы не продержимся?"

Таривас озвучил свой вопрос вслух.

— Все очень просто. Город пал.

У Тариваса отвисла челюсть.

— Как? — выдавил он из себя. — Когда?

— Позавчера.

— Но это невозможно! — взвизгнула Кэлиста. — Там четыре ряда стен, плюс дворец, восемь тысяч стражей и еще полторы тысячи дворцовой гвардии!

— Большая часть стражи переметнулась на сторону вашего брата, они смогли с наскока занять три ряда стен. Четвертые же… Там все было сложно.

— Ты так говоришь, будто все видела сама, — с подозрением спросил Таривас.

— Так и есть.

— Но ты же…

— Незрячая? — равнодушным тоном подсказала девушка. — Это на что-то влияет?

— Допустим, что нет, — тяжело вздохнув, сказал Таривас. — Что с четвертой стеной и дворцом?

Слепая кивнула.

— Я расскажу, если вы желаете.

— Желаю.

— Хорошо, слушайте…

Рыцари быстро пришли в себя, и первый из них замахнулся на Изегрима мечом. Тот ленивым плавным движением перехватил руку с оружием и сдавил ее.

Послышался вопль, и конечность повисла плетью. Лариэс увидел смятый металл и дырки в том месте, где пальцы пронзили его.

— Слабый, — тихо, но отчетливо проговорил Изегрим и ударил левой рукой.

Забрало, наверняка усиленное магией сковывающих, глубоко вдавилось в лицо, и рыцарь упал, не издав больше ни звука. А вслед за этим настало время бойни.

Даже Ридгар не действовал с такой скоростью, а ведь Кающийся был едва ли не лучшим воином, которого Лариэсу доводилось видеть. Изегрим не тратил сил, не делал лишних движений, каждый удар, каждый блок или тычок был четко выверен и скуп. И каждая атака несла смерть.

Последний из гвардейцев попытался броситься наутек, но цепкая рука ухватила его за шлем и потянула назад.

— Куда это ты? — холодно осведомился Изегрим. — Впрочем, неважно. Умри.

Пальцы сжались. Человек взвыл, судорожно дернулся и затих.

Изегрим разжал пальцы и тело в смятом изуродованном шлеме рухнуло на кучу точно таких же переломанных, точно игрушки трупов.

"Монстр. Настоящее чудовище!" — промелькнуло в мозгу у Лариэса, но вслух не сказал ничего.

Растолкав немногочисленных выживших сторонников, с ужасом взиравших на своего нежданного спасителя, виконт подошел к Изегриму и склонился в поклоне.

— Господин, нам нужно спешить, если хотим взять четвертую линию стен.

— Вам нужно, — согласился Изегрим. — Я же не буду в этом участвовать. И того, что сделал, многовато.

Лариэс понял, что Древний имеет в виду, а потому не стал спорить, тем более что сзади послышались голоса и ржание коней. Он обернулся и увидел въезжавших в распахнутые ворота тяжелых всадников с гербами Устина Вентиса на щитах.

— Лошадь мне! — прикрикнул юноша и когда один из стражей, до конца не пришедших еще в себя, подвел одного из трофейных коней, он, запретив себе думать о боли и о том, что же станет с покалеченной ногой, взобрался в седло.