Полог за спиной опустился, отсекая полукровку, изувеченную гарпию и Клеменса от остального мира, и взоры всех присутствующих скрестились на них. Клеменс собирался было что-то сказать, но Безымянный, не желающий откладывать дело в долгий ящик, и прекрасно понимавший, что добросердечный юноша попробует заступиться за него, сделал два резких шага вперед, не обращая внимание на напрягшегося мужчину с неприятным взглядом — видимо, легендарного Изегрима, — и, достав из ножен обломок своего меча, опустился на колени, едва не зашипев от острейшей боли, пронзившей изувеченную ногу, и протянул искореженную сталь на раскрытых ладонях вперед.

— Ваше величество, я дал клятву и не отступлюсь от своих слов. Я выжил и пришел для того, чтобы расстаться с жизнью от вашей руки. Но молю, прежде чем гнев обрушится на голову недостойного, дозвольте рассказать о вероломном предательстве, свидетелем которому я стал.

Сказав это, он прикрыл глаза, надеясь, что взбешенный сковывающий не снесет ему голову сразу, без единого объяснения.

Однако вместо вопля ярости в ледяной тишине он услышал горестный стон Эрато. Приоткрыв глаза и посмотрев в сторону, бывший Щит принца заметил, что канцлер и матриарх гарпий уже стоит подле Аеллы и утешает изувеченную дочь неба, трясущуюся от рыданий у нее на плече.

"Ах да, гарпии же куда чувствительнее людей", — вспомнил он, вновь опуская взгляд к полу. — "Ну что же, подождем".

Долго ожидание не продлилась — по приказу Эрато в шатер тотчас же вошли два крылатых мужчины, которые и увели его спасительницу, после чего полукровка стал центром всеобщего внимания.

Корвус подошел к нему и присел на корточки.

— Лариэс, посмотри мне в глаза, мальчик, — приказал он и тот повиновался. — Почему тебя не было на Грани? Я едва ли не каждую ночь отправлялся искать вас с Кающимся, и ничего.

Острый приступ головной боли пронзил голову юноши и на сей раз тот не сумел сдержать гримасу муки.

— Ваше величество… — просипел он, — моя память… повреждена. Все… как в тумане. Я забыл многое…

Взгляд Корвуса стал цепким и колючим, маг опустился на колено рядом с Безымянным, поднял подбородок полукровки и внимательно заглянул тому в глаза.

— Паллидий, Аккэлия, ко мне, — отрывисто бросил Древний.

Герцогиня, точно служанка, мигом очутилась возле сковывающего и столь же пристально вгляделась в бывшего телохранителя. Ученик Древнего последовал ее примеру.

— Что видишь? — спросил Корвус у жены Устина Вентиса.

— Что лично придушу эту стерву Мислию, если встречусь с ней. Подумать только, добрых десять лет делать так, чтобы мы не встретились!

— Ты ведь понимаешь причину, — заметил Вороний Король.

— Естественно! Да я бы такого самородка с руками оторвала, наплевав на все. В Сентии кроме Мислии с ним никто не решился бы работать.

— А Первая Тень слишком ценила свое место при дворе для того, чтобы растить конкурента, — закончил за нее Древний, — Паллидий, твое мнение?

— Все очень плохо, — буркнул тот, буравя Безымянного тяжелым взглядом. — Так плохо, что я даже и не знаю, что сказать. Не представляю, как можно было сотворить с собой нечто подобное.

— Это потому, что у тебя опыта в таких делах мало, — ответил Корвус, поднимаясь, после чего распорядился, — принесите виконту стул и кубок вина. Полагаю, разговор будет долгим.

Безымянный с надеждой посмотрел на Древнего.

— Ваше величество, значит, я имею право перед казнью рассказать все, что со мной случилось?

Владыка Волукрима тяжело вздохнул, а птица на его плече захлопала крыльями и громко произнесла:

— Кар.

— Да, Ания, он такой, — согласился Корвус, погладив перья своей любимицы.

В это самое время Безымянного усадили на стул и дали большой кубок, заполненный рубиновой жидкостью. Тот пригубил немного, поразившись качеству предложенного вина, и недоумевая, отчего это король общается с ним так, будто они знают друг друга.

Голова опять отозвалась резкой болью, и он решил оставить ненужную мысль позади. Какая разница? Очень скоро вся эта мука закончится.

В этот самый момент полог палатки откинулся, и внутрь, расталкивая стражников, преграждающих ей дорогу, ворвалась Кларисса.

Светловолосая красавица, не обращая внимания ни на кого, метнулась к нему и заключила Безымянного в столь крепких объятьях, что плохо залеченные ребра того затрещали, а сам он издал стон боли.

— Лар, ты жив, ты вернулся! — Кларисса рыдала, не скрывая своих чувств перед знатнейшими людьми континента. И ее объятья были такими теплыми… такими приятными… — Я думал, что ты мертв. О Господи, я думала, что ты умер!