Я закрываю лицо ладонями. От переживаний и беспокойства меня резко начинает тошнить, кажется, меня укачало от всех этих маневров. Я ненавижу скорость!

— Пожалуйста остановись, — шепчу сквозь ладони.

Каким-то чудом Валера меня слышит. Я чувствую, как машина замедляет ход, останавливаясь. Нашариваю ручку и вываливаюсь на обочину. Меня жутко тошнит, желудок прошивает спазмами и хочется срочно выкинуть все содержимое наружу. Но желудок пуст и меня скручивают только болезненные спазмы.

Я делаю еще несколько шагов, стараясь отдышаться и прийти в себя.

Чувствую поддерживающие прикосновения к спине.

— Опять ты! — слышу обвиняющий рык Радима за спиной. — Как ты оказываешься постоянно рядом с моей женой?

Реакцию Валеры я не вижу, меня продолжает в пустую выворачивать, спазмированный желудок.

Так плохо мне никогда не было, я словно глохну, перестаю замечать окружающий мир, звуки пропадают, в ушах звенит.

Наконец, меня немного отпускает. Я стараюсь выпрямиться, мне не дает это сделать все еще сжавшийся желудок.

Мир приобретает прежние звуки и картинку, наполненность, люди куда-то спешат по тротуару не обращая внимания на развернувшееся действо, машины стремительно пролетают мимо, только двое мужчин и я.

Слышу их перебранку.

— Успокойся, мы просто ехали на обед.

— Да с … ли ты возишь мою жену на обед? Ты … кто такой вообще?

Никогда не слышала от Радима такого лексикона. Он что с ума сошел? Пытаюсь окликнуть его, но из горла выходит только сип. Хватаюсь за горло, прочищая.

Мужчины стоят друг напротив друга. Оба напряжены, но Радим полыхает гневом, я чувствую его злость, она выражена в его позе и манере говорить.

— Радим, — зову его. Не слышит меня. Хочу остановить это безумие. Не успеваю.

Мгновение мужчины стояли рядом и уже в следующую секунду сцепились. Я даже не понимаю кто напал первым. Все произошло так быстро и стремительно.

Они схватились оба в удушающих, свалившись наземь и катаются по асфальту. Слышен треск рвущейся одежды, лица драчунов покраснели и мне уже страшно становиться за обоих. Они же могут задушить друг друга!

Божечки, остановите это. Я не могу смотреть на это безумие. И не знаю как прекратить. Я даже боюсь приближаться, разнять их.

— Помогите, — беспомощно оглядываюсь по сторонам.

Парочка подростков уже держат телефоны нацеленные на драку. Женщины нервно оглядываются, пробегая мимо, приземистая старушка перекрестившись старается проковылять быстрее. Ни одного служителя правопорядка рядом, никого кто бы мог мне помочь!

В отчаянии я делаю то, что доступно мне, выдаю крик такой громкости, что только возможно, срывая связки.

Только когда выдыхаюсь, я открываю глаза. В горле немного першит и я прокашливаюсь. Мужчины перестают барахтаться, наконец, обращают внимание на меня.

Я рассматриваю двух балбесов. Сбившееся дыхание, ссадина на скуле Радима, треснувшая губа Валеры, красные лица. Ну хоть не дерутся теперь.

— Что за детский сад?! — не удерживаюсь от нравоучительного тона, — Вы — взрослые люди! Что за представление здесь устроили? Немедленно поднимайтесь и не позорьте меня, — на удивление моя тирада срабатывает. Я и не ожидала такого послушания.

Отпустив друг друга, мужчины поднимаются. Валера даже пытается отряхнуть немного Радима, на что тот смотрит волком на соперника. Босс примиряюще поднимает руки, отступая на шаг.

Порванный пиджак Валеры, рукав содран по шву и теперь в прорехе видна его рубашка. Некогда белая рубашка Радима стала пыльно-серой, но в целом выдержала схватку. И брюки у обоих измяты и измочалены в придорожной пыли.

— Мариш, прости за это. Ты что с этим придурком?

Я тяжело вздыхаю. Ревность, получите, распишитесь. Вижу, как Валера закатывает глаза, но не парирует. Не мешает нашему разговору. Стоит рядом в обманчиво расслабленной позе. Внимательно слушает. Мне неприятен этот разговор при свидетелях, но что поделать. Большего позора, что я испытала пару минут назад, уже не случится.

— Даже не вздумай касаться меня, — строго выговариваю ему, — ты весь грязный!

А меня до сих пор подташнивает, но этого я не скажу. И мое светло серое офисное платье вряд ли потерпит пыльные отпечатки.

Радим осматривает свои руки, мгновение назад тянувшиеся ко мне и опускает их, в бессилии что-либо предпринять, сжимая и разжимая кулаки. Делает еще один мелкий шажок вперед. Ко мне.

Качаю головой. Скрещиваю руки на груди.

— Радим, ну зачем все это? — выговариваю ему, вдруг чувствуя безмерную усталость, навалившуюся на мои плечи.