Ну вот. Теперь, наверно, и не нужно ничего рассказывать, итак все понятно. В таком положении очень хорошо заметен, мой внезапно выросший на четвертом месяце, животик.

Так и стоим еще несколько минут.

— Тебе нужно что-то с глазами сделать, — отступаю от него на шаг. Его руки сползают с меня и безвольно падают вдоль тела.

— Я просто устал. Как же я устал. — откидывается он назад на стену, прикрывая глаза.

Таким мирным и милым он сейчас выглядит, полная противоположность тому Радиму, что я видела час назад.

Мама возвращается на кухню. Увидев Радима мирно спящим на стуле, откинувшимся на стену, смотрит на меня укоряюще, будто это я его уморила до такого состояния. Она стелит на диване в гостинной, категорически отказавшись выпускать за руль уставшего человека.

Мне остается лишь смириться с маминой заботливостью.

Всю ночь, как восторженная девчонка бегала смотреть как он спит. На цыпочках кралась до гостинной, чтобы никого не разбудить. Да что со мной? Я с ума сошла? Крутились в голове навязчивые мысли, но на них совершенно не хотелось обращать внимание.

Божечки, ну что я творю? Я же почти забыла уже этого мужчину, полностью погрузившись в работу, подготовку к рождению и заботы о будущем малыше и вот он здесь, рушит весь мой многомесячный настрой и я снова как одержимая кручусь вокруг него, рядом.

Как взять себя в руки, когда сердце замирает, а потом пускается вскачь от одного взгляда на мирно спящего мужчину? Но мне нельзя, нельзя поддаваться на эту провокацию.

В очередной раз, когда я крадусь "на кухню водички попить", мама ловит меня. Снарядив целым графином питьевой воды, отправляет спать, строго настрого запретив показываться из спальни.

Почти до рассвета ворочаюсь в своей внезапно ставшей неудобной кровати. И одеяло жаркое, и подушка смялась, простыня сбилась в комок. Не выдержав больше этой пытки, все таки выглядываю одним глазком в коридор, мамин запрет строго засел в сознании. Я тихонечко, всего лишь в туалет. Немудрено после опустошения целого графина на пару литров.

Мамы не видно, скорее всего уже крепко спит.

После туалета и ванной, где пришлось умыться, чтобы остыть и прийти в себя, ноги сами ведут меня в гостиную, к дивану, на котором мирно спит мужчина. Он чужой, чужой, чужой — повторяю как мантру, но залипаю на такие родные черты лица. Красивый такой, хочется пищать от восторга. Сердце бьется часто, как в первый раз, когда его увидела. И весь мой настрой летит к чертям и я забываю что нельзя.

Склонившись над ним я только и хотчу поправить сползшее совсем одеяло, обнажавшее крепкое тело с сухими мускулами и жилистыми руками, на разглядывание которых я дополнительно зависаю. В рассветной дымке становятся отчетливо видны все эти перепады рельефа и выпуклый рисунок вен, когда меня вероломно хватают эти крепкие руки и укладывают себе на грудь.

— Спи, — шепчет неразборчиво, куда-то в макушку и приходится подчиниться. Потому что стальная хватка никак не ослабевает спустя пять минут и десять. Сползаю чуть в бок, поудобнее устраиваясь, на животике уже неудобно спать. Крепкая хватка мне это позволяет, но ни на миг не ослабевает. На каком счете тиканья часов я сдаюсь и провалюсь в забвение сна я не помню.

Так сладко и комфортно мне давно не спалось. Нога удобно закинулась на живую подушку, голова удобно устроилась на мерно вздымающейся груди. Успокаивающий, мерный стук сердца сработал как лучшее снотворное.

Подскакиваю от шуршания мамы за стенкой. Она на кухне уже готовит для всех завтрак.

Божечки, как стыдно то, она же проходила мимо раскрытой нараспашку двери в гостиную и наверняка видела, как я тут разлеглась на груди Радима.

Аккуратно сползаю с дивана, невольно отмечаю — он похудел. Мышцы как будто стали более четкими и вены на руках выступают отчетливее.

Заскочить в спальню за халатом и в ванную освежиться. К маме на кухню, как на гильотину. Моей родительнице словно нет дела, она спокойно заваривает чай, разложив мешочки с травами и засыпая в заварник по щепотке из каждого.

Сейчас повернется ко мне и будет отчитывать как маленькую, нашкодившую девочонку.

Мама мирно продолжает заваривать чай. Затем ставит передо мной ароматно пахнущую кашу с изюмом, гренки, чай.

И ни слова упрека.

Я смотрю на свою тарелку. Вкусно конечно, но вместо всего этого нехитрого завтрака я бы съела хорошо прожаренный кусок мяса, есть хочется неимоверно. Токсикоз отступил и теперь я ем за двоих, а иногда и за троих.

Я нервно поглядываю на часы, отбивая ритм чечетки одной ногой. Мне уже пора идти на работу, а Радим все не просыпается. Сил нет терпеть. Почему я его тогда же не растолкала, когда сползала с него?

— Может разбудить? — зачем-то спрашиваю у мамы. Она отрицательно качает головой, прекрасно понимая о ком я.