Шрифт:
Глава 9
Оглавление
Глава VIII
О том, что свобода выбора остается после грехопадения [10]
24. Итак, свобода выбора погибает, потому что невозможно не грешить? Ни в коем случае: утеряна лишь свобода суждения. Подобно этому утрачена также возможность не быть тревожимым, откуда происходит страдание; она утрачена ею вместе со свободой желать наслаждения, посредством которой она прежде могла не тревожиться. Следовательно, свобода выбора остается и после грехопадения, пусть даже склонная к страданию, но цельная. И то обстоятельство, что человек сам по себе не имеет достаточно сил, дабы сбросить с себя грех или страдание, еще не означает уничтожение свободы выбора, но только лишение остальных свобод. Ибо ни мудрость, ни мощь не входят в существо свободного выбора и никогда не входили; ему свойственно лишь желание: он делает тварь только желающей, но не делает ее ни мудрой, ни могучей. Поэтому правильно то, что человек теряет свободу выбора лишь тогда, когда он перестает быть волящим, но отнюдь не тогда, когда он перестает быть могущим или мудрым. Ибо где нет воли, нет и свободы. Я не говорю, что ее нет, если отсутствует желание добра, я говорю -- если тварь не имеет желания вовсе. Ведь безусловно ясно, что свобода выбора пропадает там, где исчезает не только добро, как следствие воли, но и полностью сама воля. Ибо если человек не может хотеть только добра, то это значит, что у него отсутствует свобода, но не выбора, а суждения. Если же у него не будет силы не только хотеть, но и совершить добро, которое он хочет совершить, то у него будет отсутствовать свобода желания наслаждения, но не свобода выбора. Таким образом, поскольку свободный выбор следует за волей, то, если он исчезает, ни может быть и его. Воля же одинаково упорствует как в благе, так и во зле. Поэтому само собой разумеется, что и свободный выбор пребывает полностью как в добре, так и во зле. И как воля, даже претерпевая страдания, не перестает быть волей, но называется и в действительности является несчастной волей, подобно тому, как может быть и счастливая воля, -- таким же образом и свободный выбор как таковой не может быть устранен или ограничен какой-либо необходимостью или препятствием.
25. Однако, хотя свободный выбор пребывает одинаково повсюду, без ограничения, тем не менее он сам может ввергнуть себя из добра во зло не тем же самым образом, что и воздвигнуть себя из зла в добро. И что тут удивительного, когда он повергнутый и не имеющий в себе сил подняться самостоятельно, или находясь в несколько лучшем положении, несмотря на все свои попытки все же не находит в себе силу двинуться дальше? Наконец, имея кроме этого две другие свободы, он не может от низших ступеней этих свобод подняться к высшим, т.е. от возможности не грешить и возможности не быть тревожимым, к невозможности грешить и невозможности быть тревожимым. и если он, получив помощь от двух других свобод, не имеет тем не менее достаточно силы возвыситься от хорошего к лучшему, сколь мало мог он, будучи лишен полностью двух других свобод, возвыситься самостоятельно от зла к добру?
26. Итак, человеку дана необходимая божественная добродетель и божественная мудрость, -- Христос, который из того, что есть мудрость, внушает ему же быть мудрым, чтобы восстановить свободное суждение; и из того, что есть добродетель, восстанавливает полную Мощь, для обновления свободного желания: поскольку имея второе -- полностью блажен и не чувствует ничего иного. Но это совершенство воистину ожидается в будущей жизни, когда обе ныне утерянные свободы будут восстановлены полностью свободным выбором; не так, как любому праведному дано в этом веке, сколь совершенным бы он ни был; не так, как было дано самым первым людям иметь эти свободы в раю; но как уже ныне ангелы обладают ими на небе. При всем том, однако, для этого смертного тела в этот негодный век было бы достаточно, имея свободу суждения, не повиноваться греху вожделения; имея же свободу желания, не страшиться за праведность. Ведь в этой грешной плоти и в этой порочности дня у грешного есть немалая мудрость: не соглашаться, даже будучи всего лишенным; и немалая Мощь, даже не чувствуя себя совсем счастливым, мужественно отстаивать истину.
27. Поистине следует нам учиться, исходя из свободы суждения, не злоупотреблять свободой выбора, чтобы не могли полностью всякий раз наслаждаться свободой желания. Таким образом, мы действительно снова обнаруживаем в себе образ Бога и посредством благодати приготавливаемся к принятию той древней награды, которую мы потеряли из-за греха. И блажен, кто будет достоин услышать о ней: "Кто он? И мы прославим его. Ибо он совершил чудо в жизни своей: кто мог преступить и не преступил, сделать зло -- и не сделал" (Иис.Сирах, XXXI, 9, 11)*.
Глава 10
Оглавление
Глава IX
О том, что образ и подобие Божие, по которому мы созданы, состоит в тройной свободе
28. Я же полагаю, что в этих трех свободах [11] содержатся те образ и подобие Создателя, по которым мы созданы: образ запечатлен в свободе выбора, в остальных же двух -- некое двоякое подобие. Поэтому возможно, что только свободный выбор совсем не испытывает недостатка или ущерба для себя, ибо в нем главным образом запечатлен образ сущей вечной и неизменной божественности. Действительно, даже если он имел начало, конца, тем не менее, он не знает и возрастает не от праведности или славы; и убывает не от греха или бедствий. Что более подобно вечности и не есть вечность? В свою очередь, в двух других свободах, ибо они могут не только частично уменьшаться, но и целиком быть утеряны, наблюдается некое случайное подобие в большей степени божественным мудрости и могуществу, чем образу всевышнего. Мы утеряли их по нашей вине и через благодать вновь обрели; и ежедневно, одни из нас больше, другие меньше, в них преуспеваем, или от них отходим. Они же могут быть так утеряны, что уже нельзя будет их вновь обрести; можно и так ими владеть, что они не смогут ни потеряться, ни уменьшиться.
29. Человек в раю был создан по этому двойному подобию мудрости и мощи Бога, но не высшей их степени, а той, которая ему была ближе. Что же ближе к невозможности грешить и соблазняться (в этом состоянии, несомненно, находятся святые ангелы и пребывает Бог), чем мочь, но не грешить и не соблазняться, в каковом состоянии, конечно, человек и был создан? Утратив это состояние из-за греха, даже будучи осуждены в нем и с ним, мы снова его получили через благодать, но не в том виде, а на более низкой ступени. Ведь мы теперь не можем быть совсем безгреховными и беспечальными: в то же время, ни грехи ни печали не могут властвовать над нами из-за дарованной нам благодати. Ведь говорится в Писании: "Всякий, рожденный от Бога, не делает греха" (I Иоан., III, 9), но это сказано о предназначенных к жизни, не потому, что они совсем не могут согрешить, но потому, что грех им не вменяется в вину, ибо он или наказывается соответствующим раскаянием, или поглощается любовью. Потому что "любовь покрывает множество грехов" [12] (I Петра, IV, 8) и:"Блажен, кому отпущены беззакония, и чьи грехи покрыты"; и: "Блажен человек, которому Господь не вменит греха" (Псалт., XXXI, 1, 2). Следовательно, высшей ступенью божественного подобия обладают высшие небесные ангельские чины, мы же -- самой низшей, Адам обладал средней, а демоны -- никакой. Ибо ведь высшим духам дано пребывать без греха и бедствий, Адаму хотя и дано быть без них, но не вечно; нам же хотя и не дано быть без них, однако [дано] и не подпасть под них полностью. Кроме того, дьявол и его присные, поскольку никогда не хотят противиться греху, постольку никогда не могут избежать кары за грех.
30. Следовательно, в то время как эти две свободы -- суждения и желания наслаждения -- посредством которых истинная мудрость и мощь служат разумному существу, и таким образом Богу, распоряжающемуся по своему усмотрению, и в которых они видоизменяются в зависимости от причины, места, времени, ибо в малой мере они присутствуют на земле, целиком -- на небесах, умеренно -- в раю, в аду же они совершенно отсутствуют, свобода выбора относительно того состояния, в каком она создана, нисколько не меняется, но в равной мере и всегда (насколько она присутствует в себе) ею владеют небеса, земля, подземное царство: ведь первые две свободы считаются заслугой подобия, последняя -- образа. В аду погибли обе свободы, как свидетельствует авторитет Писания, то есть, те которые, как считается, относятся к подобию. Ведь именно там совсем нет мудрости, которая возникает из свободы суждения, что разъясняет известное место, где говорится: "Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости" (Еккл., IX, 10). В свою очередь, о могуществе, которое дается посредством свободы желания наслаждения, Евангелие говорит так: "Связавши ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю" (Матф., XXXII, 13). Что же связывает руки и ноги, если не лишение всякого могущества? 31. Но могут сказать; почему нет никакой мудрости там, где переносимые злодеяния заставляют раскаиваться в содеянных злодеяниях? Неужели не мудро устроено, что кто-то в муках раскаивается или не раскаивается во зле? На это с успехом можно возразить, что только совершение греха (opus peccati), но не греховное желание (voluntas mala) наказывается [13]. Ибо нет никакого сомнения, что ввергнутый в муки не находит удовольствия в повторении акта греха. Однако если воля и в муках остается злой, какой вес имеет отрицание грешником своего деяния; ведь предполагается, что он знает, что в пламени нельзя предаться радости? Отсюда и слова: "в лукавую душу не войдет премудрость" (Прем., I,4). Как же мы докажем, что злая воля и в наказании остается злой? Опуская все остальное, с уверенностью можно сказать, что никто не хочет быть наказанным. Праведность же в том, чтобы быть наказанными вершащим достойное наказания. Следовательно, они не хотят того, что праведно. Но кто не хочет того, что праведно, имеет и волю неправедную. Значит, воля неправедна и тем самым зла потому, что не находится в согласии с праведностью. Существует два состояния, которые определяют неправедность воли: или когда хочется грешить, или когда хочется, согрешив, остаться безнаказанным. Им, следовательно, хочется грешить, пока позволено. А когда уже не могут, хотят остаться безнаказанными за согрешенное. Что в этом проявляется от истинной мудрости, от доброй воли? Они раскаиваются в том, что согрешили; однако, если бы им был предоставлен свободный выбор, разве они не предпочли бы грешить, чем терпеть наказание за грех? А ведь первое неправедно, а второе -- праведно. Разве добрая воля предпочтет выбрать скорее неправедное, чем праведное? Кроме того, не истинно раскаиваются те, кто страдает не столько от того, что жил для себя, сколько от того, что уже не может продолжать эту жизнь. Таким образом обнаруживается то, что совершается внутри. Ибо пока плоть живет страстями, воля, как известно, пребывает во зле. Итак, от подобия, которое заключается в свободе суждения и желания наслаждения, в аду нет ничего и быть не может, в то время как образ пребывает там неизменным из-за свободного выбора.
Глава 11
Оглавление
Глава Х
О том, что подобие образа Божия в нас преобразуется Христом
32. Но это подобие в наше время нигде не обнаружилось бы, а образ отвратительный и искаженный, до сих пор оставался втоптанным в грязь, если бы евангельская жена, сиречь мудрость не зажгла светильник, не явилась бы во плоти, не очистила дом от пороков, не стала бы искать свою драхму потерянную (Луки, XV,8); иными словами свой образ, который лишившись своей природной красоты и вызывая отвращение личиной греха, как бы скрывался во прахе; найдя же -- не очистила бы и не извлекла бы из пределов неподобия; и возвратив ему прежний вид, не сделала бы его подобным во славу святых, мало того, к себе самой, пройдя все это, не вернулась бы, приняв надлежащую форму, как об этом повествуется в Писании: "знаем только, что когда откроется, будем подобны ему, потому что увидим его, как он есть" (1 Иоан., III, 2). На самом деле, кому более подобало такое свершение, чем сыну божьему, который, будучи сиянием славы и образом божественной субстанции, вечно направляя словом, явился, легко защищенный тем и другим, и укрепил слабого, придал форму бесформенному. Ибо, сиянием лика обратив в бегство тени грехов, он возродил мудрого, и силою слова против властелина тьмы, он сделал могущественным.