Шрифт:
Телефонная трубка в пальцах майора что-то оправдательно залепетала, а у мужчины глаза начали наливаться кровью.
—…один в туалет отошел, другой за кофе…
— ВДВОЕМ ПРОЛЮБИЛИ?!
Окна в кабинете жалобно бдзынькнули.
—…в первый раз…
— Первый и последний! Кто им сказал, что в армии работать мозгами не надо?!
На том конце трубки уже чувствовали, что шансов на оправдание никаких, посыпать голову пеплом бесполезно, проще сразу вздернуться.
— С тобой и твоими кретинами я потом разберусь, — процедил Лютый и положил трубку.
С минуту мужчина сияющим от избытка эмоций и магии взглядом смотрел в пространство, пока стена напротив не начала легонько дымиться. Игорь Вячеславович прикрыл глаза, сделал глубокий вздох и выбрав на телефоне нужный контакт, нажал дозвон.
— Привет. Да нормально. Ну как нормально, если звоню, то не очень, конечно. Слушай, тут дебилы Понтифика одного пацана пролюбили. Да, прям при свете ясного дня… да откуда я знаю, где он их берет? Да, надо бы найти. Можешь пошаманить по своим камерам? Спасибо, жду.
Лютый откинулся в кресле и зло хрустнул пальцами. Понаберут идиотов по объявлению, а тебе потом с ними работать…
И где, блин, теперь этого талантливого до проблемности птенца искать?
Москва, заброшенная стройка в промышленной зоне на востоке города
Сознание возвращалось толчками. Ощущение было давно забытым и премерзким. Хотелось разлепить веки и скорее осмотреться, но я сдержал первый рефлекторный порыв и для начала попытался определить свое положение в пространстве.
Итак, меня любезно усадили на стул и нелюбезно заковали в наручники за спинкой этого самого стула. Судя по тому, что руки еще не сильно затекли, сделали это сравнительно недавно. В воздухе пахло строительной пылью, чувствовался противный сквозняк и был слышен шум оживленной магистрали. Не так далеко, но и не так близко, чтобы можно было выскочить прямо на проезжую часть.
В общем, заброшенная стройка. Прямо-таки нестареющая классика.
— Ты на кой хрен ему лошадиную дозу всадил? — донесся до меня противный сиплый голос.
— Я думал, он на вас кинется! — с оправдывающимися нотками ответил ему другой. — Мне из тачки ж не слышно было, о чем вы там терли.
— Да о чем бы ни терли, что б он нам сделал? Один против четверых?
— Да кто его знает. Я ж на всякий случай…
— На какой, в жопу, всякий случай? Он сколько еще тут будет слюни пускать? Мы тут до завтрашнего утра сидеть будем?
— Зато никакого ненужного насилия! Аккуратно погрузили, аккуратно привезли.
— А ты, я смотрю, пацифистом заделался?
Из этого весьма содержательного разговора можно было сделать три вывода. Первое, я нужен был им живым. Второе, они меня побаиваются. И третье — это не спецура. Спецура не так приглашает на личные беседы.
Я выждал еще немного, а затем демонстративно застонал, открывая глаза. Пока картинно мотал головой из стороны в сторону, успел осмотреться. Ну да, стройка. Какая-то бетонная многоэтажка из тех, что строят-строят и бросают на середине пути, чтобы потом они много лет мозолили глаза местным жителям.
— О, наша спящая красавица проснулась.
Я нашел глазами говорившего. Это был мужчина средних лет, одетый в милитари, но к военным не имеющий никакого отношения. Накаченный и коротко стриженный, ранее он в разговоре не участвовал.
А вот пару других я опознал легко. «Пацифист», выстреливший в меня транквилизатором, щуплый и высокий. А его сиплый коллега с побитым жизнью лицом, наоборот, коренастый и широкий в плечах.
— Ну и что вам от меня нужно? — спросил я негромко, разлепив пересохшие губы.
Действие транквилизатора прошло, но последствия все же остались. Ужасно хотелось пить, но хоть голова соображала приемлемо.
— Поговорить, — объявил «Вояка», явно главарь этой банды.
— Поговорить? Ну давай… поговорим, — откинув голову назад и изо всех сил изображая недомогание, согласился я. — Только мне б водички сначала, добрые люди. А то я такими темпами сдохну от обезвоживания. Кто ж вас учил по людям такими конскими дозами стрелять?
Для пущего эффекта я еще и глаза закатил, и голову уронил на грудь, чем вызвал немалый переполох у схвативших меня бандитов. Умение изобразить труп — не самый сложный навык, его даже актеры мыльных опер могут осилить при должном старании.